Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [24]
И сами русские старались, как и везде, облегчить условия «врастания» в новую жизнь при одновременном стремлении сохранить свою русскость, противостоять их денационализации. И здесь важную роль играли русские колонии. В частности, в 1921 г. в городе, был открыт «русский дом». Там эмигранты могли поесть по низкой цене (4 динара).
Появлялись магазины «для русских». В 1932 г появился «Русский клуб», во главе которого стал преподаватель гимназии Владимир Шестериков. Цель и задачи новой институции заключались «в работе» над «объединением русских» и тесном сближении с местным населением>174. Из других учреждений, назову бюро труда, в компетенцию которого входили вопросы устройства русских, в основном, с хорошим образованием, на работу>175.
Но для многих из них эти вопросы решались тяжело. Часто русские шли на «любую» работу. Например, полковник Фортунатов был ответственным за работу кухонного персонала в Первой русско-сербской девичьей гимназии, поручик, военный инвалид Николай Ордовский-Танаевский за мизерную сумму носил воду своей соотечественнице>176. Его судьба, как и многих сопровождалась постоянной нехваткой денег, поиском, зачастую безрезультатным, работы. Получаемого им месячного вспомоществования, инвалидской пенсии хватало на «хлеб да воду» для больной жены (порок сердца) и дочери>177.
Было объединение женщин, известное своим салоном по пошиву дамского платья. Разумеется, «не отставали» они от мужчин, пойдя на организацию «своего» общества»>178.
В 1925 г. в Великой Кикинде было основано «Русско-сербское общество взаимопомощи»>179. Хотя здесь несколько неясно, кто кому оказывал помощь и в какой форме?
Свободное время, если позволяли средства, можно было «потратить» на занятия «старым» коллекционированием: нумизматикой, филателией>180.
Жизнь текла: ходили в церковь, делали визиты, отмечали именины, венчались… Так, в 1942 г. протоиерей Лев Шепель венчал Бориса Петровича Арсеньева с Тамарой Александровной Борисевич. Отмечу, что их сын Алексей Борисович Арсеньев стал самым крупным специалистом по истории русской эмиграции в Югославии.
В отличие от большинства других «сербско-русских» городов Велика Кикинда могла похвалиться тем, что в ней с 1921 г. по 1931 г. действовала на протяжении ряда лет упоминавшаяся ранее русско-сербская гимназия, основанная смолянкой Наталией Корнелиевной Эрдели по образцу родного Смольного института благородных девиц.
Из преподавателей отмечу Владимира Викентьевича Топор-Рабчинского (В Германии, в мае 1945 г, свел счеты с жизнью, выбросившись из окна при угрозе приближавшейся Красной армии) (русский язык, история, основы права) сочинявшего, бывало, забавные строчки, используя игру слов: «Как приятно в вечер майский в чай китайский ром ямайский подливать»>181.
И о серьезном. За десять лет педагогического труда в этой гимназии аттестат зрелости был вручен почти 200 ее воспитанницам. Само учебное заведение было перемещено в Харьковский девичий институт в г. Нови-Бечей. Несмотря на все усилия местной прессы, указывавшей на пользу, которую приносит это учебное заведение в разных сферах городской жизни (культура, рабочие места, доходы для различных групп населения) ликвидация была совершена>182.
На первом месте было обустройство.
Во многом быт определялся зарплатой. В среднем она составляла 700–900 динаров в месяц. Например, в сербской Ягодине, в котором была полутысячная колония, зарабатывали в среднем около тысячи, работая на железной дороге, учителями, в целом, где придется>183. Гусары и уланы Белгородского уланского, Ахтырского и Изюмского гусарских полков, работавшие на «разборке» крепости Петроварадин, стоявшей на берегу Дуная, напротив Нови-Сада, получали 500–600 динаров. И, тем не менее, можно было что-то отложить. Питание обходилось в 9-10 динаров: чай утром и вечером, обед — суп и 100 грамм мяса, ужин — каша.
Как жили? Один из ответов: «По живописному ущелью р. Ибра, вдоль шоссе от Кральево на Рашку, расположены части нашей армии, перешедшей на трудовое положение. На всем, 80-верстном протяжении пути кипит работа, строят новый “вариант”, выравнивая шоссе, обходя слишком крутые спуски и подъемы. Работу ведет одно из наиболее солидных обществ русских инженеров. Части живут в специально для них выстроенных бараках, по 60–80 человек. С внешней стороны бараки мало чем отличаются от обычных рабочих казарм, только развевается при входе национальный флаг. Но внутри картина совершенно неожиданная: вместо обычной грязи и неряшливости рабочих помещений — идеальная чистота, подчеркнутый порядок. Стены украшены портретами вождей, патриотическими лозунгами и картинами. Аккуратно постеленные кровати, чистое белье. Рядом со спальнями обычно столовая <…> Во всех частях организованы библиотеки, получаются свежие газеты»>184.
Все было, кажется неплохо, но мучила тоска по России, диктовавшая, бывало, такие строки у Жака Нуара (Яков Окснер).
