Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [21]
Но вместе с ней и новые правила. И оставался старый страх. Достаточно напомнить, что на кладбищенском памятнике генералу Михаилу Васильевичу Алексееву, командующему в годы Гражданской войны Добровольческой армией было оставлено лишь имя со словом «воин».
Мертвого «пощадили». К живым у титовцев был свой «коммунистический» счет. По некоторым данным, с ноября 1944 г. по январь 1945 г. только в Белграде «около — 600 белогвардейцев, агентов гестапо, членов разных вражеских формирований» были казнены. В то же время «за этот период выпущено на свободу около 300 эмигрантов»>156.
Немало было и тех, кто решил связать свое бытие с «новой жизнью». Здесь случались и «свои казусы». Так отличная чертежница Надежда Лобач-Жученко не была принята в профсоюз «из-за слишком близкого отношения с Богом»>157.
Пожалуй, весьма яркой и в то же время стандартной картиной пропаганды советской жизни, служили собрания в Доме советской культуры (бывшем Русском Доме), сокращенно на новоязе «Доске». Современник того времени Н. К. Григоров рисовал такую картину: «Торжественная часть собраний проходила по заведённому в СССР ритуалу: президиум (кто его назначал?) занимал место за столом на сцене, звучал гимн СССР. Затем председательствующий объявлял: “Поступило предложение избрать почетный президиум”. На трибуну выходил невзрачного вида посольский работник. Он произносил текст: “Предлагаю избрать в почетный президиум Политбюро Центрального комитета Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) во главе с гениальным продолжателем дела Ленина, великим вождем народов…” и, — далее следовало множество хвалебных эпитетов, произносимых crescendo, нарастающим до fortissimo, после чего уже в каком-то исступлении возглашал: “…Иосифа Виссарионовича Сталина! ” {Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Раздаются крики “Ура”) — цитата из советской прессы того времени.
Председательствующий заключал: “Разрешите ваши аплодисменты считать одобрением…” Затем следовал доклад о международном положении и достижениях СССР в послевоенном восстановлении народного хозяйства. Доклад выслушивали с большим вниманием. Всё было ново и интересно, радовали успехи в восстановлении страны после столь ужасающих разрушений. После доклада — тем же порядком, принимали поздравительную телеграмму И. В. Сталину. Затем показывали хороший советский фильм, после чего следовали буфет и танцы.
Таким образом, мы проходили «ускоренный курс» вхождения в реальный социализм»>158.
Был и другой «реальный социализм». Назову здесь одно имя и стандартную для многих судьбу: Мариюшкин Алексей Лазаревич (1887 или 1880–1946), полковник в царской армии, участник Белого движения, член Общества офицеров Генерального штаба в Нови-Саде. В ноябре 1944 г. был арестован советскими органами и вывезен в Москву. Месяц сидел в одной камере с А. И. Солженицыным. Получил 10 лет. Умер в лагере>159. Других и не «вывозили» на родину. Многих бывших борцов против фашизма ждало заключение. Их объявляли «русскими шпионами», отправляли в концлагерь «для перевоспитания».
Победы советского оружия ассоциировались у многих с русским именем, рождая гордость за Россию. Они не желали замечать ни арестов, ни «исчезновений» некоторых своих знакомых после вхождения в города Красной Армии. Проблемы ответственности, выбора тогда зачастую решались просто: здесь победитель, там побежденный. «Историю, — как подчеркивал в своих мемуарах той эпохи Алексей Заварил, — пишут победители, и они дают окраску всем происшедшим событиям. Они творят злодеев и героев, и рисуют историю по своей идеологии, своему мировоззрению и даже по своим привычкам <…> ваш противник изображается в абсолютно отрицательном виде, т. е. в виде некоего демона — олицетворения зла. Все силы пропаганды употребляются, чтобы полностью очернить вашего оппонента. Так политический противник оказывается и вором, и развратником, и массовым убийцей, и беспринципным оппортунистом и т. д. Придумываются новые и новые эпитеты, которые возводятся в «общепризнанные» качества злодеев, и ими окрашивается ваш противник <.. > К несчастью, как результат такого подхода — повреждается и страдает истина. Те, кто употребляет этот способ, очень часто вредят самим себе и попадают в рабство своих собственных фантазий и иллюзий»>160.
Но это все «философия», а правда была такова: у тех, которые до войны получили югославское гражданство, оно было отнято. В июне 1945 г. власть приняла решение, чтобы все русские без учета гражданства должны были в определенный срок подать просьбы о получении особых «временных удостоверений».
Судя по исследованию авторитетного исследователя русской эмиграции А. Ю. Тимофеева, привлекавшего множество соответствующих студий, на 1 ноября 1945 г. в Сербии насчитывалось 9280 человек без гражданства или с нансеновскими паспортами>161.
За просителей морально, материально и уголовно должны были поручаться два «наших гражданина», т. е. коренных жителей Югославии. «Некоторое время спустя новые власти большое количество лиц без гражданства принудили (полагаю, что здесь преувеличение — В. К.) принять советские паспорта в договоре с советскими властями. Два-три года спустя после ссоры со «старшим братом» большое число было депортировано как раз из-за советских паспортов «счастливые» — на Запад, в лагерь Триест, «несчастные» — в Румынию, Болгарию, Венгрию. Выбора не было». В некоторых случаях семьи разлучались. Редко кому дозволялось урегулировать все дела. «В большинстве случаев на депортацию давалось семь дней. Некоторых пощадили — они должны были вернуть советские паспорта в советское посольство с сопроводительным письмом, в котором отрекались от совгражданства с омерзением. Некоторые русские белградцы колебались даже ходить в русскую церковь»
