Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [19]

Сотни казацкие

Дрались за Русскую грань.

Старцы обители —

Веры хранители

Грезятся в Волжских лесах;

Дебри сибирские,

Дали Памирские,

Тигры в безмолвных тайгах…

Солнце рождающий,

В солнце сверкающий

Млеет ленивый восток;

Ночи прохладные,

Звезды громадные

Смотрятся в мутный проток.

Грезятся горные

Дали узорные

В блеске их снежных вершин;

Речки бурливые,

Станы сонливые

Горцев, грузин, осетин.

Крым расцветающий,

С морем играющий,

Розы, цветы и цветы…

Родина дальняя

Многострадальная,

Сколько в тебе красоты!¹⁴³

Борис Зайцев отмечал в своих «югославских записях»: «Ушла старая Россия. Грядет новая. Не станем мечтать о воскрешении умершего. “В рассеянии сущие”, о ком молится церковь, вот мы, народ бездомный и бесправный, новый Израиль русский — в бедах и превратностях да будет обращен наш взор к России будущей. Мы благоговейно чтим великое России прошлой, и мы сердце, ум, душу, да устремим к грядущему. Верим, что теперешняя Россия выздоровеет. В любви к ней почерпнем силы, и ежели сбережем душу, то, быть может, постучим в указанный день в родную дверь»¹⁴⁴.

А покамест, можно было даже посмеяться над будущим позором большевиков. В упоминавшемся «Бухе!!!» обыгрывалась атмосфера в мире через 10 лет, т. е. в 1942 г. Читателям сообщалось, что «Париж не мыслим теперь без русских эмигрантов, икры, Толстого и балалаек. Не так давно уехала старая эмиграция, а новая уже устроилась и жизнь течет по прежнему руслу.

Сталин и Орджоникидзе открыли на Монмартре ресторан “Кунак”. Дела идут довольно бойко.

Коллонтай открыла веселое заведение, но полиция его закрыла за частые скандалы.

Бывшие члены ГПУ служат на городской скотобойне. Их ценят как хороших и добросовестных работников»¹⁴⁵.

Юмор был довольно плоский, рассчитанный на невзыскательный вкус. Скажу, что он не столько веселил, сколько поднимал настроение надежды на очередное «скорое» возвращение домой.

Для «русской монархической Вандеи» оно связывалось в 1930-х годах с Японией. Я полагаю, что тогда русские себя мыслили в виде временных союзников в деле освобождения России. Как выражался один из русских: «Хоть с чертом, но против большевиков». А «чертей» всегда хватает для России.

Начавшаяся Вторая мировая война только подтверждала эти надежды. Одни, писал современник этих событий А. А. Заварин, связывали их с Гитлером. Тогда можно было «слышать среди русских людей за границей такую фразу: “Вот бы нам такого вождя!” Т. е., Германия нам то враг, но хорошо бы нам было иметь вождя, который бы нас повел по пути русской исторической России…»¹⁴⁶.

Добавлю, что Россия во многих русских головах представлялась как страна, которая только и ждет своего освобождения от «кровавого большевизма».

Само быт(ие) в условиях войны, когда Югославия с апреля 1941 г. была захвачена и разделена, становилось нелегким. Замечу, что Королевская армия практически не оказала сопротивления. (Германская авиация 6 апреля 1941 начала воздушные налеты на Белград, который ещё 3 апреля был провозглашен открытым городом, т. е не должен подвергаться бомбардировкам. Практика войны показала обратное: в налетах участвовало свыше двухсот бомбардировщиков. До 8 апреля от бомбежек погибло примерно 12 тысяч человек.)

В этой новой обстановке руководитель Бюро русской эмиграции в Сербии Скородумов выступил с громким заявлением, похожим на те, которые были в ходу в годы Гражданской войны. В частности, в нем были такие строки: «Всех предателей, доказывающих, что с немцами нам не по пути, — считать агентами жидов и предупреждать о них Бюро. Всех предателей, доказывающих, что надо быть или нейтральными, или на стороне Советов и “защищать Русскую территорию”, - считать агентами большевиков».

С помощью американского Красного Креста в здании б. российского посольства была открыта бесплатная столовая (суп и хлеб). Сербы в этой «акции» не принимали никакого участия, но многие там «кормились». (Потом столовая перешла в ведение Бюро русской эмиграции в Сербии.)¹⁴⁷

Все менялось: гостиница «Москва» переменила название на «Сербию», на уличных столбах можно было увидеть тела повешенных, раскачиваемых ветром. Особенно тяжело было одиноким: голод и холод вели их быстро в могилы. Их жертвой стала и Елизавета Глуховцева, в 1920-е годы бежавшая из Советской России, сотрудница белградского «Нового времени».

Одни уходили в партизаны к Тито, как поэт Алексей Петрович Дураков, погибший в 1944 г, защищая отход своего батальона пулеметным огнем.

В стихотворении «Мечты»¹⁴⁸ он низал строки:

Хочу истлеть в земле родимой,

Смирив пред смертью стыдный страх.

Пусть ветер в яркие долины

Перенесет мой тленный прах.

Я там воскресну хлебным злаком,

Отдав зерну родную плоть,

Чтоб этим символом и знаком

Свою невечность побороть.

Другие вступали в Русский корпус и тем самым обеспечивали своей семье паек, что было немаловажно, помимо всех политических моментов. Были, повторю, русские, шедшие на сотрудничество с немцами, видя в них освободителей России от большевизма.

Здесь весьма интересна картина того времени в воспоминаниях Юрия Ольховского, бывшего солдата Русского корпуса. Само вступление немцев в Белград, воспринималось как наступление порядка. Балканская «Венесуэла» исчезала. Многие добровольно поехали в Германию: «обеспеченная работа, обеспеченное жилье, обеспеченные карточки на питание». Отсюда, отношение к немцам, подчеркивал Ольховский, было больше «прагматичным»