Русская демонология - [47]

Но если человеку грозит опасность, то тут полевики оставляют свои шутки. Именно о таком случае рассказывал молодой новгородский крестьянин: «Саморощенный клевер скошен был. Мать говорит: «Сходи, сграбь». Я пошел грабить. Вдруг засинело, гром загремел. Полевой хозяин вышел из ржи, говорит: «Уходи домой». А я думаю, нет, я сграблю, немного осталось. Он опять: «Тебе сказано, уходи домой». Я бросил грабли и побежал. Бабкам рассказал, они подумали, что это к беде. А был он как мужчина, только такой седой».

После сбора урожая несколько несжатых колосьев связывали и с поклоном оставляли их полевому хозяину. По таким «несжаткам» могли гадать о судьбе семьи: если по три ростка собираются в четное число, то все останутся дома — никто не умрет, а сына не заберут в армию.

Народные обряды, связанные со снопом, сохранившиеся на юге России, описал Ю. П. Миролюбов: «Начиная жатву обычно с ячменя или жита, юрьевцы зажинали первый сноп и называли его пращуром, ставя в красном углу под иконами. По Спожинах сноп этот относили на чердак, где он и оставался, укрытый вышитой скатеркой, до Рождества. В канун его торжественно вносили в хату, на чистую половину, ставили в углу, под иконами и называли, входя в эту комнату: «Поздоровь, Боже, Пращуре!» В других местах его называли дедом, прадедом… и т. д., но основное его значение деда Вселенной остается везде, если даже это открыто и не говорят. Всякий раз люди подразумевают, что первый сноп — дар Богу или что он — изображение Бога-Отца. В Юрьевке пращур был участником колядок, его носили на вилах от дома к дому и, входя, ребята начинали словами: «Слава Пращуру!» Затем пели колядки. Взрослые же, обмотав колесо соломинами пращура, зажигали и гнали горящее колесо по дорогам, через сугробы, в знак близкой весны и тепла. В начале вешнего сева хозяева брали первый сноп, растирали руками колосья и выпавшее зерно с половой (мякиной) смешивали с зерном для сева. Этим как бы поддерживалась связь одного пращура с другим, идущая с древних веков. На Новый год несли колоски из пращура скотине, курам, животным, чтобы и они попробовали зерна пращура, чтобы хорошо родились, были здравы и благополучны. Хозяева, творя молитву, читая «Отче Наш» добавляли: «Бери семя с Пращура, чтобы не было ящура!» (болезни рогатого скота). Пращур был непременным свидетелем свадьбы, его сажали в красном углу с широкой цветной лентой наискось как «болярина», а посаженные отец с матерью, входя в избу, кланялись иконам, крестились трижды и говорили, обращаясь к снопу: «Буди здрав, пращуре!» Из этого видно, что первый сноп был как бы изображением, иконой Бога, деда Вселенной, Сварога… Из зерна пращура делали снадобье для лечения мокнущего лишая на лице: брали зерно, шли к кузнецу, где тот, разжегши кусок железа, прикладывал его к зерну. Из последнего текла темная, пахнущая горелым, маслянистая дегтеобразная жидкость. Этой жидкостью мазали лишай, и обычно он исчезал. Пращуровым зерном кормили петуха ночью, беря его с насеста и внося в дом под Крещенье, на Рождество. Зерно считали, сколько склюет, по числу судили о «чете» или «нечете», добре и зле».

На севере России полевого часто путали с лешим, а на юге, кроме полевых, знали множество степных духов природы, о которых упоминает Миролюбов: «Травы и кущи — обиталище малых божеств: Травича, Кущича, Стеблича, Листича, Цветича, или Кветича, Коренича, Ягодича и Муравича. Мурава — зелень. Зеленяк, или Зеленчук, — божество зелени вообще… Таинственное божество Зеленчук обитало, по верованию крестьянства, в степи. Было оно с виду вроде мужика, только все зеленое, волосы — зеленый пырей, «меший» (род дикого злака) в бороде, тело листвой, стеблями заткано, а под густым слоем повилики тело как у человека. Только кровь у него тоже зеленая, ане красная, как у людей. Повстречаться с Зеленчуком не страшно, потому что он никому зла не делает. К людям он равнодушен… Мне самому, когда был мальчиком, баба говорила: «Не ходи в терновые заросли, там Зеленчуки бегают!» Однако мальчишки говорили, что Зеленчук или Зеленчуки не страшны. Надо лишь спокойно идти, не поднимая глаз, поближе к селу и смотреть на крест церкви».

У волнующего на ветру моря степных трав есть интересная особенность — здесь часто подобно тому, как это бывает в пустыне, возникают миражи. Среди донских казаков бытовало поверье: «Коли идти все прямо на восток да на восток, дойдешь до Земли, которая лежит «на краю Неба», а там увидишь дальних пастухов». Миролюбов об этом пишет: «При дальнейших расспросах выяснялось, что под этим разумели Задонские степи и что в последних были часты видения: «Идет день и солнце идет, а за ними идут «синие стада», посмотришь, на краю света видно, как струятся волнами овцы. Кто их гонит, не видно…» Исследуя это утверждение, мы нашли, что дело идет о волнующейся дали, отливающей темно-голубым светом, и, конечно, это — воздух или ветер, который на дальнем расстоянии виден в образе «синих волн», лазурной зыби. Однако и мы сами часто переживали волнующее чувство при взгляде на «синие волны стад», текущие впереди. Если долго смотреть на них, ретина глаз начинает уставать и начинает казаться, что «за овцами идут и дальние пастухи». Они мерещатся так, что нельзя сказать с уверенностью, что их видел, но, с другой стороны, нельзя сказать, что ничего не заметил».