Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [210]

В конце октября 1917 г. русская Церковь вступила в новую полосу своего бытия, вынужденная больше думать не о реформах, а о выживании в условиях насилия, творимого под лозунгами «свободы совести» и заклинаний «воинствующего атеизма». Только на 1918 г. пришлось 3 000 расстрелов священнослужителей[1154]. А в течение 1920-х – 1930-х гг. она оказалась на грани полного уничтожения. В подобных условиях невозможно было думать об исполнении многих постановлений Поместного Собора 1917–1918 гг. Но и тогда Собор продолжал оставаться для верующих нравственным ориентиром, своеобразным «церковным маяком», указывавшим верный путь в бурном море казенного советского безбожия.

Авторитет Собора не был поколеблен временем – и это одно из самых сильных свидетельств важности решавшихся и решенных на его заседаниях проблем.

Вместо заключения: Основные вехи церковной жизни в России после Собора 1917–1918 гг.

Как известно, нового Поместного Собора Русской Православной Церкви пришлось ждать несколько десятилетий. Однако, уже к началу 1920-х годов окончательно стало ясно, что официальные советские власти не потерпят нормального течения церковной жизни, основанного на началах соборности. В задачу атеистического режима входило иное: всеми силами содействовать разрушению централизованного церковного управления и образованию самочинных православных объединений. Чем хуже для Церкви, тем лучше коммунистическому режиму.

Именно поэтому поддержка, оказанная советскими властями обновленцам буквально с первых дней их появления на исторической сцене, не может удивлять. Громкие заявления обновленческих лидеров, обвинявших священноначалие и лично патриарха Тихона в приверженности старому строю и пресловутой «реакционности», была тем более опасна, что обновленцы спекулировали своей мнимой приверженностью идее соборности. На фоне разворачивавшихся антицерковных гонений, развязанных партией большевиков, призывы обновленцев принять и даже возглавить «социализм», выглядели не просто провокационно, но и кощунственно.

Впрочем, эти призывы, а равно и прозрачная связь с ОГПУ, позволили им поставить перед властями вопрос о созыве Поместного Собора и получить на него разрешение. Назначенный первоначально на август 1922 г., этот «Второй Поместный Собор» открылся в Москве 29 апреля 1923 г. Различные, во многом не согласные друг с другом обновленческие группы довольно быстро сошлись на одном: необходимости «развенчания» патриарха Тихона и уничтожения в России патриаршества. Но этим работа «Собора» не ограничилась – он успел узаконить равнозначность безбрачного и женатого епископата, второбрачие клириков (против чего выступил Собор 1917–1918 гг.), ввести григорианский календарь. Монастыри, по мнению «Собора», должны были закрыться и превратиться в трудовые коммуны и церковные приходы.

Известно, что победа обновленчества оказалась пирровой: народ не поддержал ни новоявленных церковных вождей, ни предложенные ими реформы. От верующих не удалось скрыть то обстоятельство, что Церкви навязывались решения, однозначного восприятия которых в православной среде не было, а в определенных случаях (например, когда поднимались вопросы об уничтожении патриаршества, лишении сана и монашества патриарха Тихона) – и быть не могло. Дальнейшие события, связанные с освобождением из-под ареста Святейшего и мощным народно-религиозным движением в его поддержку, заставили обновленцев пересмотреть свою тактику, создать Священный Синод и даже пойти на сближение со Святейшим патриархом. Однако весной 1924 г. подобные контакты прекратились: раскол был бесповоротно осужден, обновленческие хиротонии признавались незаконными.

Борьба продолжилась и после кончины патриарха Тихона (7 апреля 1925 г.): с 1 по 10 октября 1925 г. в Москве проходил новый обновленческий «Поместный Собор», названный «третьим». Этот «Собор» продемонстрировал последнюю глубину нравственного падения, публично заявив, что «тихоновская религиозная организация, формально признавшая Советскую власть, фактически остается организацией определенно антисоветской»[1155]. На этом же «Соборе» делегаты приняли «Положение об управлении Российской Православной Церкви», в котором определялся порядок выборов епархиальных управлений, настоятелей храмов, предусматривалось создание митрополий. Одобрялось и возвращение в церковной жизни к «старому стилю». Эти решения, впрочем, не привели к росту авторитета обновленцев среди верующих. Паства, и без того невеликая, численно не возросла. Стремление обновленцев вести свою «соборную родословную» от Поместного Собора 1917–1918 гг. окончилось провалом: в церковной традиции собрания 1923 и 1925 гг., получили печальную славу «разбойничьих Соборов».

Что касается Православной Церкви, сохранявшей верность патриарху Тихону и преемственной от него власти, то возможности созвать Поместный Собор на основе принятых в 1917 и 1918 гг. решений у нее не было. До 1943 г. не было возможности созвать даже Архиерейский Собор. Эта возможность появилась лишь после того, как 4 сентября 1943 г. И. В. Сталин принял патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), положительно решив вопрос о патриаршем возглавлении Русской Православной Церкви. Понятно, что на Соборе, состоявшемся через четыре дня с участием лишь 19 архиереев, невозможно было обсуждать какие-либо иные вопросы, кроме одного: избрания патриарха и организации синодального управления (с 1935 г., в разгар безбожных пятилеток, Синод окончательно перестал существовать). О возвращении к идеям и постановлениям Поместного Собора 1917–1918 гг. в таких условиях невозможно было и думать. Синод образовывался