Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [184]

воле нового правительства и оставляет управление епархией. При этом владыка просил назначить его в один из монастырей Олонецкой или Архангельской епархий[992]. И если последнюю его просьбу не удовлетворили, то отставку с радостью приняли. Однако «техническое оформление» этой отставки было не столь быстрым. Лишь 29 июля А. В. Карташев сообщил Временному правительству об определении Святейшего Синода относительно опального архиепископа, обратившись с просьбой об утверждении данного определения[993]. Таким образом, от отставки до ее утверждения правительством прошло почти пять месяцев, что в условиях революции было гигантским сроком.

Интересно, что новая власть, вместе со всеми другими властными полномочиями монарха, присвоила себе и право утверждения решений Святейшего Синода. Это не было «анахронизмом» или «случайностью». Временное правительство вовсе не желало полной свободы совести западноевропейского образца, хотя 14 июля 1917 г. и приняло постановление «О свободе совести», узаконившее вневероисповедное состояние. Постановление скорее фиксировало уже происшедшее, чем пыталось разрушить старую церковно-государственную связь. Разумеется, не были забыты и общие принципы свободы совести: униаты и сектанты, например, благодаря постановлению получали право действовать легально. Вскоре после этого было организовано Министерство исповеданий, а должность обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода уничтожена. Первым и, как оказалось, последним руководителем этого Министерства с 5 августа 1917 года стал А. В. Карташев.

И тем не менее, власти больше устраивало не «отделение», а «отдаление» Церкви от государства, то есть формирование системы взаимной независимости соборной Церкви и правового государства при их моральном и культурном сотрудничестве[994]. Так как ни правовое государство, ни соборная Церковь в тот период времени еще не появились, то вполне логичным было сохранение в церковно-государственных отношениях определенного status quo, имевшего место и до февральских событий 1917 года. Временное правительство тем самым как бы взяло на себя обязанности «коллективного» ктитора Православной Церкви. Обер-прокурор, действовавший от имени демократической власти, как ранее его предшественники – от царского имени, охранял церковное благочестие, понимаемое, впрочем, совсем не так, как это было до Февраля. Стремление восстановить соборное начало воспринималось власть предержащими как необходимость любыми средствами (включая и очевидно неканонические) «очистить» Церковь от «реакционеров», не считаясь с явными нарушениями норм церковного права. Требования с мест (в том числе и от всякого рода Исполнительных Комитетов) были для этого прекрасным поводом. Рассмотренная история увольнения архиепископа Варнавы достаточно иллюстрирует сказанное.

Итак, механизм отставки неугодного епископа весной 1917 г. был достаточно прост: отставка эта, как и прежде, зависела от светской власти. Разумеется, в отстранении от власти некоторых архиереев члены Святейшего Синода были заинтересованы не меньше правительства, но решающим оставалось дореволюционное правило; уже в марте члены Святейшего Синода смогли в этом убедиться. Поэтому нет ничего удивительного в том, что 9 марта 1917 года безапелляционный, по мнению современников, вершитель церковных дел В. Н. Львов получил специальное послание от находившихся тогда в столице синодалов – архиепископа Сергия (Страгородского), Тихона (Беллавина), Арсения (Стадницкого), Михаила (Ермакова), Иоакима (Левицкого), Василия (Богоявленского). Они заявили, что не могут брать на себя ответственность за действия правительства и присутствовать в Синоде без полномочий от российской иерархии. Ответ Львова был лаконичен и прост – он передаст всю полноту власти только Собору.

В тот же день 9 марта члены Синода встретились с председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, надеясь на его содействие в разрешении конфликта. Однако надежды не оправдались. И хотя большая часть синодалов продолжала настаивать на своей независимости, в их среде были и стороннники нахождения компромисса с новыми властями. Таким сторонником был влиятельный член Святейшего Синода архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский). 12 марта в прессу просочились слухи о том, что на следующий день члены Святейшего Синода подадут в коллективную отставку. Однако слухи оказались преувеличенными – Синод не счел возможным «оставить кормило Всероссийской Православной Церкви без кормчего» и сохранил за собой ведение дел по церковному управлению до созыва Святейшего Синода нового состава, избранного уже на канонических основах: архиереев – путем опроса архиереев; пресвитеров – путем их избрания всем духовенством[995].

Но соблюсти каноны не удалось. 14-го апреля 1917 года Временное правительство, как некогда император, издало указ об освобождении всех членов Святейшего Синода (за исключением одного архиепископа Финляндского Сергия) и о вызове новых членов. Мотивировка указа была достаточно сомнительна – «за увольнением членов Святейшего Синода – преосвященных митрополитов – Петроградского Питирима и Московского Макария на покой