Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [152]
В частности, с таким предположением выступил публицист газеты „Новая Русь“ М. Ф. Лубянский. Он убеждал читателей, что синодальные иерархи, желая восстановить патриаршество и понимая, что через Собор этого не достигнуть, так как вопрос о Соборе снят „сферами“ с очереди, решили подготовить русское общество к мысли о „возможности и преимуществах церковной реформы без созыва Собора“. По мнению Лубянского, убедить в этом верующих и было поручено действительному статскому советнику И. В. Преображенскому, начальнику отделения Канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода[797]. Преображенский сразу же откликнулся на публикацию, заявив, что „догадка“ Лубянского совершенно неосновательна, так как идеи о возможности и преимуществах церковной реформы без созыва Собора никто ему не внушал – она есть плод его личного глубокого убеждения[798].
Впрочем, оправдания Преображенского ничего не меняли: на Собор в „сферах“ смотрели с подозрением. Среди таковых был и протопресвитер придворного духовенства И. Л. Янышев, совсем недавно – в начале 1908 г. – оптимистично оценивавший перспективы созыва Собора. В августе 1908 г. он резко изменил свое мнение. Протопресвитер, очевидно по опыту прошедшего миссионерского съезда, опасался подавления Собора „монашеским клобуком“, так как его состав должны были подбирать архиереи. „Ведь о свободе не может быть и речи, а что же за Собор без свободы, это будет недостойная комедия! Нет! – продолжал он все более и более горячась, – этой комедии не нужно. Собор может быть собран, когда белое духовенство и миряне сойдутся в приходе! Там образуются люди, настоящие христиане, вот тогда нужен будет Собор!“[799]
Подобные настроения свидетельствовали о том, что вопрос о созыве Собора, хотя и по разным причинам, стал неактуальным для многих влиятельных сил, – как в светских кругах, так и в ведомстве православного исповедания. Когда искренний сторонник Собора А. А. Киреев постарался объяснить председателю Совета министров необходимость его созыва, П. А. Столыпин заметил, что не дело мирян толковать о церковных вопросах. „Ст[олыпин] мало, конечно, осведомлен об этом деле, опасается, чтобы из созыва не вышла какая-нибудь смута, неразбериха, чтобы этим Собором не воспользовались люди неблагонамеренные, – комментировал генерал Киреев. – Он говорит, что собирать Собор трудно, не имея в виду ни одного крупного выдающегося человека. Ведь не на кого указать! Что дал Киевский миссионерский съезд? Не много! Было более 30 епископов, а ведь ни один не выдвинулся… Что представляет митрополит Антоний!! Подумайте! А ведь если не на кого опереться, то такой все же многочисленный съезд ничего и не даст кроме смуты“[800].
Тем не менее, Столыпин поручил Л. А. Тихомирову составить записку о созыве Собора. Спустя несколько дней, в 20-х числах сентября, Киреев встретился со Столыпиным, Тихомировым и товарищем обер-прокурора Святейшего Синода А. П. Роговичем для обсуждения вопроса о Соборе. Беседа, очевидно, не увенчалась успехом: Киреев сам решил писать о Соборе государю. Тезисы его доклада сводились к следующему.
Церковь как Тело Христово состоит из иерархии, клириков и мирян. Вследствие крупного недоразумения (так генерал назвал петровскую церковную реформу) представителем Церкви стал Синод, а затем, как результат еще большего недоразумения, представителем Синода стал обер-прокурор. В результате появилось мнение, будто Церковь есть ведомство. До манифеста 17 октября 1905 г. это аномальное положение, мешавшее самостоятельному развитию Православной Церкви, сохраняло ее, по крайней мере, от разрушения. После 17 октября „колпак был снят“, и когда остальные религиозные общества получили различные права и свободы, Православная Церковь осталась господствующей только по имени.
Поэтому, чтобы сохранить ее первенство, необходимо оставить за ней два преимущества: исключительное право пропаганды и обязательность воспитывать детей от смешанных браков в православной вере. Государство не может решать судьбу Церкви, не спроса ее мнения. Но спросить Синод – это не значит спросить Церковь. Синод – не Собор. Опросить Церковь можно только созвав Собор, который должен стать выражением свободной мысли не только епископов, но и всей Церкви. Для этого необходимы выборы: каждая епархия вправе выдвинуть одного мирянина и одного клирика. На Соборе все должны иметь право высказаться, хотя решение принимают епископы.
Так Киреев понимал возможность обеспечить церковные свободу и авторитет. – „Другого исхода нет, иначе судьба Церкви будет решена не ею самой, а министерством и Думой с уведомлением о состоявшемся решении Св[ятейшего] Синода, который тоже не Церковь. Следовательно, – резюмировал генерал, – желаем мы этого или не желаем, а Собор необходимо созвать“[801]. Мечта А. А. Киреева оказалась неосуществимой, а его призывы – не услышанными.
Трудно сказать, сумел ли он передать свой доклад государю, однако точно известно, что правительство мало прислушивалось к подобным призывам. Уже в конце ноября 1908 г. старый генерал вновь встретился со Столыпиным, продолжая настаивать на созыве Собора. „Но ведь никаких экстренных перемен в отношениях государства к Церкви не предвидится“, – по-своему резонно заметил председатель Совета министров. – ‹…› Да и Синод не особенно склоняется к созыву Собора». Киреев постарался объяснить Столыпину, что Синод нечто иное, чем патриарх, да и патриарх – не вся Церковь, ибо ее в полноте представляет лишь Собор. Он также сказал, что будет об этом писать государю, а Столыпину пришлет копию
