Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [124]
Так, он поведал редакции «Церковного вестника» о лишении многодетного священника места за то, что тот направил на высочайшее имя докладную записку, «в которой высказал мысль: что пока монахи будут управлять Православной Церковью, до тех пор она не будет стоять на высоте, подобающей ей. Петр Великий хорошо знал консерватизм монашеский, – продолжал уже от себя автор письма, – и сделал по-своему: взял их в свои крепкие руки, и Церковь потерпела за то. Но ежели бы Бог продлил жизнь Петру, он сумел бы и Церковь, как и государство, толкнуть дальше и сравнять ее с другими иноверными Церквами в блеске»[640]. Ни много ни мало, автор оправдывал петровские церковные реформы монашеским консерватизмом, доказывая, что и в начале XX столетия иноки – тормоз на пути давно назревших церковных изменений.
Не случайно, думается, консервативные иерархи Православной Церкви достаточно резко реагировали на «бунт» белых клириков, полагая, что за их заявлениями стоят «групповые интересы» и «обиженные самолюбия». «Не столько боюсь противодействия 200-летнего государственного деспотизма над православием, – писал осенью 1905 г. архиепископ Антоний (Храповицкий), – сколько новонародившейся поповской декадентщины, проектов о женатых архиереях, попах двоеженцах, сюртучных священнослужителей, отмены постов и, наконец, узаконения проституции» (то есть упрощения бракоразводного процесса. – С. Ф.)[641].
Взаимонепонимание, даже отчужденость белого духовенства и архиереев-монахов имела давнюю историю и была связана с исключительной зависимостью приходских клириков от епископов. Большая власть последних не являлась тайной для современников и считалась одной из причин слишком пристрастного отношения «бельцов» к своим «черным» собратьям. Так, В. В. Розанов приводил пример из консервативной газеты «Гражданин», редактор которой князь В. П. Мещерский в сентябре 1905 г. рассказывал читателям о полученном из губернского города письме. Некий священник рассказывал, как владыка его епархии принимает всех клириков в передней, «возле вешалки и калош», при посторонней публике, да к тому же любит поиздеваться над оробевшими. Комментируя опубликованное в «Гражданине», В. В. Розанов говорил, что эта история не нова: «Еще в годы моей молодости, когда я много ездил по России, – только в виде редких исключений я встречал иерархов, которые принимали священников с уважением к их сану, а общим было обращение иерарха с священниками именно такое, какое изображает харьковский священник»[642].
В годы революции 1905–1907 гг. этот конфликт полностью и проявился. Группа «32-х» выражала «коллективное недовольство» белых священников, хотя поднятые ими проблемы касались реформирования всей Православной Церкви. Пользуясь обстоятельствами, а также искренней заинтересованностью митрополита Антония в скорейшей подготовке и созыве Собора, «32» развернули в столице активную общественно-политическую деятельность, создав свою организацию и стремясь сделать ее всероссийской. Осенью 1905 г. оказалось возможным заявить об имеющейся группе публично. Через восемь месяцев после обнародования первой записки «32-х» в том же «Церковном вестнике» было опубликовано объявление Союза церковного обновления, из которого следовало, что к некоторым из «32-х» священников неоднократно поступали запросы о том, где и как можно получить информацию о деятельности группы, приобрести ее издания и вступить с ней в контакт. В виду этих запросов группа «32-х», называвшая себя теперь Союзом церковного обновления, просила всех своих единомышленников обращаться по адресу одного из членов[643].
В декабре 1905 г. выпускавшийся в Казани новый журнал обновленческого направления «Церковно-общественная жизнь» обнародовал и статистику: членов Союза, духовных, и светских, было шестьдесят человек. Столь небольшое число свидетельствовало о том, что Союз так и оставался по преимуществу организацией столичных клириков (хотя в заметке подчеркивалось, что одним столичным населением Союз не ограничивается, организуя местные кружки в провинции). Главной его задачей тогда же провозгласили всемерное содействие созыву церковного Собора весной или осенью 1906 г. Предполагалось, что в работе Собора наравне с епископами примут участие миряне и белое духовенство[644].
Таким образом, позиции обновленцев определились, было ясно, что ими движет и как они понимают «соборность». Члены Союза озаботились составлением и опубликованием программы, подчеркнув необходимость полного обновления современного им церковного строя и возрождения церковной жизни[645].
В дальнейшем, эта программа была помещена в сборнике «К церковному Собору». В имеющемся у меня экземпляре сборника эта программа представлена в исправленном виде. Очевидно, что рукописные исправления вносились тогда же, в 1906 г., кем-то из членов Союза[646]. Так, существенные изменения внесены во второй пункт программы: заявляя, что Союз верит в Церковь как вечное учреждение, его члены указывали на необходимость освобождения самой ее идеи от примешивания к ней государственных идей, а церковной жизни – «от подчинения государству и другим
Книга известного петербургского историка Сергея Фирсова — первый в XXI веке опыт жизнеописания Николая II, представляющий собой углубленное осмысление его личности, цельность которой придавала вера в самодержавие как в принцип. Называя последнего российского императора пленником самодержавия, автор дает ключ к пониманию его поступков, а также подробно рассматривает политические, исторические и нравственные аспекты канонизации Николая II и членов его семьи.
Настоящая книга представляет собой сборник статей, посвященных проблемам церковной жизни и церковно-государственных отношений эпохи Императора Николая II. Некоторые из представленных материалов публикуются впервые; большинство работ увидело свет в малотиражных изданиях и на сегодняшний день недоступно широкому читателю. В статьях, составляющих книгу, затрагиваются темы, не получившие освящения в монографиях автора «Православная Церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России» (СПб., 1996) и «Русская Церковь накануне перемен (1890-е-1918 гг.)» (М., 2002). Книга предназначена специалистам-историкам и религиоведам, а также всем интересующимся историей России и Русской Православной Церкви в последний период существования Империи.
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Книга отражает некоторые результаты исследовательской работы в рамках международного проекта «Христианство и иудаизм в православных и „латинских» культурах Европы. Средние века – Новое время», осуществляемого Центром «Украина и Россия» Института славяноведения РАН и Центром украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Цель проекта – последовательно сравнительный анализ отношения христиан (церкви, государства, образованных слоев и широких масс населения) к евреям в странах византийско-православного и западного («латинского») цивилизационного круга.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.