Русская Америка: от первых поселений до продажи Аляски. Конец XVIII века — 1867 год - [57]

. Вениаминов сообщал о мальчике-креоле алеутского происхождения Василии Крюкове, который «без всякого учителя выучился рисовать до того, что очень хорошо писал образа, и напоследок отлично делал портреты (водяными красками): так что ему довольно было видеть человека два-три раза — и он являлся живым на бумаге, со всеми выражениями лица»[47]. Загоскин в 1840 г. в Ново-Архангельске наблюдал, как «с приездом одного любителя музыки и хорошего игрока на фортепьяно… несколько мальчиков, главнейшие из креолов… через три месяца… сносно играют необходимые танцовальные пьесы, а через пять содействуют в концерте своему учителю»^{352}.

Из числа креолов, получивших образование в Петербурге, вышли известные исследователи Русской Америки: Андрей Глазунов, Петр Васильевич Малахов[48], Александр Филиппович Кашеваров[49], Петр Федорович Колмаков[50], Андрей Ильич Климовский[51], Захар Петрович Чиченев (Чеченев) и др.

Длительные сроки обязательной службы креолов, обучавшихся на иждивении компании, вызвали резкие возражения ревизоров в 1860–1861 гг. «Чему должен быть выучен креол, чтобы быть обязанным служить компании в течение 15 лет, — спрашивал С.А. Костливцев, — неужели за обучение читать и писать или работать топором, как простой дровосек, он должен выслуживать этот же длинный срок?»^{353},[52]

Креольская проблема достигла наибольшей остроты в заключительный период деятельности Российско-Американской компании. В отчете ревизора Костливцева положению креолов посвящен особый раздел. Костливцев отмечал, что креолов прежде всего необходимо подготовить к тому, чтобы они стали настоящими гражданами колоний «и могли наследовать не только землю и острова, но и способность и ловкость к езде на байдарке и к морским промыслам, в которых алеуты так отличаются сравнительно с прочими туземцами»^{354}. Статус креольской группы ревизор находил неопределенным. «Продолжение настоящего неопределенного состояния креолов, — писал он, — будет, по мнению моему, иметь потому особенно дурные последствия, что они, не привыкнув к труду, будут во всех своих нуждах рассчитывать, как и ныне, не на собственную деятельность, а на пособия от компании и правительства». И далее он предлагал осуществить «уничтожение и самого названия креолов, против которого местные жители имеют сверх того самое невыгодное убеждение… Необходимо, чтобы каждый из них пользовался правами, которые предоставлены законом сословию его отца»^{355}.

Другой ревизор, П.Н. Головин, отмечая, что креолы по окончании срока обязательной службы стремятся покинуть ее и осесть где-либо на островах, дал понять, что от компании зависело предоставить своим служащим такие выгоды, которые «заставили бы их желать оставаться на компанейской службе. Еще было бы лучше, — писал он, — если бы правительство… избавило компанию от возможности эксплуатировать человеческие силы и способности в ущерб человеческих прав»^{356}.

Крепости, редуты, одиночки, поселения

Первые описания постоянных русских поселений в Америке были сделаны Куком (1778 г.) и Ванкувером (1794 г.) и их спутниками. Кук посетил Уналашку, а Ванкувер уделил много внимания описанию построек и образу жизни русских поселенцев компании Лебедева-Ласточкина в Кенайском заливе (поселение впоследствии получило наименование Николаевского редута) и на острове Тхалха — крепости Константина и Елены.

Русские ставили на вновь обживаемых ими местах рубленые избы с соломенными крышами, обносили селение деревянной изгородью и не слишком благоустраивали свой полуказарменный быт. Оконца, затянутые «пузырем или перепонкою из внутренности кита», деревянные нары, грубо сколоченный стол и скамья — таково внутреннее убранство общего дома промысловиков в Кенайском заливе^{357}.

По-иному представлял себе русские поселения Шелихов и потому с самого начала своего обоснования на Кадьяке стремился выхлопотать у правительства разрешение на посылку в колонии «одного инженерную науку знающего, человека, чтобы крепости построены были по приличию положения мест и правил фортификации»^{358}. За неимением такого инженера Шелихов вынужден был ограничиваться посылкой «фортификационных книг» и советами привлекать для консультаций при планировании крепостей священнослужителей — иеромонаха Ювеналия и иеродиакона Стефана, «яко людей служивших в горных заводах, когда были они в светской жизни, и, следовательно, знающих науки математические… геодезию и архитектуру»^{359}. Не менее, чем крепостные сооружения, Шелихова интересовала планировка самого поселения, которое он под именем Славороссия намерен был построить на Американском материке. «В плане и в натуре сделайте вы площади для публичного собрания, — писал Шелихов Баранову 9 августа 1794 г., — улицы, хотя не очень длинные, ибо можно провести оные от площади в несколько рядов, но широкие сделайте, и ежели на самом лесном месте станете селиться, то, разбив место по плану, деревья, приходящиеся по улицам, перед самыми домами и в огородах оставьте, не вырубая, для красы и воздуха. Дома располагайте вдоль по улицам, и чтоб дом от дому был в дальном расстоянии, и тем увеличите обширность селения, а при том кровлями ровные, да и во всем прочем одинаковые. Чтоб огороды были у каждого дома равные, и вдоль по улице загорожены хорошими заплотами. Публичным строениям, как то: церкви и монастыри, контора, духовному правлению для архимандрита, магазинам, гаубтвахте при конторе, лавкам, где будут старосты и прикащики содержать компанейские и хозяйственные товары, изберите приличные места и расположите их по вкусу хороших городов, и сии строения отличить чем можно от прочих»