Русская Африка - [27]

Шли и другим путем. Свои знания, опыт, энергию вкладывали в орошение полупустынь, борьбу с саранчой и тропическими недугами, строительство железных дорог и причалов, освоение недр, прокладку авиатрасс, обучение африканской молодежи. Вот почему на российских медиков, преподавателей, горных инженеров, агрономов, топографов, геологов, гидрологов, портовых диспетчеров, авиаторов в колониях существовал довольно стабильный спрос. Но не все успели еще в России стать дипломированными специалистами. К тому же не всякий российский диплом признавался. В то же время в тропиках хронически не хватало квалифицированных медицинских кадров. Отсюда известный либерализм местных администраторов в отношении врачей. Впрочем, русский доктор, скажем, блестящий выпускник Санкт-Петербургской военно-медицинской академии или Харьковского университета, попавший по контракту в колонии, не всегда работал врачом. На месте, «в глубинке» ему могли предложить и должность «младшего врача», т. е., попросту говоря, фельдшера. А его непосредственным начальником подчас назначался какой-нибудь бывший военный медик колониальной службы, специалист средней руки.

На рубеже 40–50-х гг. XX в. в странах Африки, как и во всем зарубежье, произошла удивительная для обеих сторон встреча первой волны эмиграции со второй. Тех, кого называли «старыми эмигрантами», к началу Второй мировой войны в колониях оставалось гораздо меньше. Теперь, два десятилетия спустя, можно было говорить скорее о тысячах, но никак не о десятках тысяч. Старики уходили из жизни. Люди среднего возраста и молодежь активно мигрировали за пределы континента. В то же время диаспора росла за счет прибывавших в Африку россиян. Одни переселялись в тропики по своей воле, других привозили, не спрашивая их согласия. Так, в первые годы правления властей Виши в Алжире отбывали ссылку русские, депортированные из Франции, как и в 1917–1918 гг., за неблагонадежность. Но гораздо большее число новых поселенцев приходилось не на эмигрантов, а на недавних советских граждан.

Тысячи россиян, бывших советских военнопленных, пополнили собой русские общины в Африке в 1942–1944 гг. Одни служили у Роммеля и помогали солдатам вермахта сражаться против войск Монтгомери и Эйзенхауэра. Другие, напротив, бежав из концлагерей в Европе, сражались в войсках союзников против итало-германской армии в Северной Африке. Третьих привезли в Египет из Южной Франции: они служили в вермахте и были захвачены в плен американо-деголлевскими войсками при освобождении Прованса. Окончилась война, но не окончились мытарства новой волны скитальцев. В соответствии с ялтинскими договоренностями союзников о военнопленных все они — и сражавшиеся на стороне Гитлера, и воевавшие против него — должны были стать объектом репатриации. Тех, кого брали на учет советские миссии по репатриации, действовавшие от Египта до Алжира, принуждали вернуться в Советский Союз. Дальнейшая судьба этих репатриантов печально известна. Однако некоторым удалось избежать возвращения в родные края. На какое-то время они осели в британских лагерях военнопленных в Египте, затем, по мере их закрытия союзниками, стали переходить на положение беженцев, или, по терминологии тех лет, перемещенных лиц.

Постепенно они устраивались на работу, обзаводились семьями. Для иных спасением выглядел все тот же Иностранный легион. После 1947 г. в состав российских перемещенных лиц (Displaced Persons) в Африке (больше всего в Марокко) стали вливаться их собратья из беженских лагерей Европы.

Врастание «старых эмигрантов» и «дипийцев» (DP) в колониальную среду продолжалось в относительно спокойной обстановке до середины 1950-х гг. Затем сама эта среда в силу известных причин стала распадаться. Как же встретили русские в Африке кризис, а затем и крах колониализма? Часть эмигрантов дожила до провозглашения колониями независимости и обзавелась новыми паспортами. Другая, и немалая, снова снялась с насиженного места, чтобы поискать лучшей доли в иных широтах. Иногда и на других континентах, как это сделали их земляки, жившие в Китае (после революции 1949 г. многие из них поспешили перебраться из КНР в Австралию или Калифорнию). Сохранившаяся часть диаспоры представлена вплоть до наших дней если не во всех странах, то уж, во всяком случае, во всех регионах африканского континента.

Понятное дело, зарубежная Россия в Африке не являлась неким культурным и этническим монолитом. Но было бы упрощением считать ее и бесформенным конгломератом с ностальгической доминантой в сознании изгнанников. Можно говорить о русском зарубежье как о самостоятельном, в известной мере всемирном, жизнеспособном социокультурном организме, о какой бы стране или городе ни шла речь — Шанхае ли, или Парагвае, Египте, ЮАР, или Тунисе.

Изучать его еще предстоит, и здесь исследователей ждет множество интересных открытий.

^{(По материалам книг: «Золотая книга эмиграции. Первая треть XX в.». — М., 1997; Российская диаспора в Африке. — М., 2001; Художники русского зарубежья (1917–1939). — М., 1999.)}

Триколор над алжирскими песками

Передо мной фотография, которую сделал H.H. Степанов, бывший когда-то корреспондентом АПН в Алжире. На обелиске высечены звезда и надпись: «И. Остапченко — советский солдат 1943-го». Кто он, советский солдат, похороненный на военном английском кладбище Дели-Ибрахим? До сих пор не было сведений о том, что в составе 8-й английской армии во время североафриканской кампании против Роммеля сражались советские солдаты!