Руслик и Суслик - [14]

Так значит, Глеб, по всей видимости, имел гомосексуальные наклонности. Но пытался быть как все. Пытался изжить свою природу.

А может, он и не осознавал своей особенности. Фрейд писал, что большинство мужчин-невротиков, являются таковыми из-за подсознательных позывов плоти к однополой любви.

Но хватит Фрейда. Вернемся к нашим баранам.

Короче, Глеб женился на женщине много старше себя. Женщине, в характере имеющей несомненные мужские черты.

То есть подсознательно выбрал себе не жену, а скорее наставника, нет, мать, которая все простит и поможет. И подскажет путь.

Через год после свадьбы у них родился сын. Еще через год – второй.

Понятно. Ксении хотелось закрепить брак с молодым супругом. Как мне в свое время. О, Господи, как я радовался, что у меня такая молоденькая жена! Как гордился, когда друзья, увидев Веру, отзывали в строну и восклицали: "Как ты мог, Чернов, она ведь совсем ребенок!?" И как хотел второго, третьего ребенка!

...Опять мысли разбежались. Вернемся, однако, к нашим инсинуациям. Глеб, по словам Ксении, дико ревновал. Ревновал к погибшему Борису.

Эта странная ревность, подтверждает мои предположения:

Борис был красивый, мужественный мужчина. Он был частью Ксении. И гомосексуальный Глеб, Глеб, чуждающийся всего женского, тянулся именно к этой ее части. К Борису в ней.

Утащил все фотоальбомы, для отвода глаз устраивал сцены ревности.

А потом брал карманный фонарик и рассматривал под одеялом фотографии. Смеющегося, мускулистого атлета Бориса. Настоящего стопроцентного мужика. Способного на поступки. На убийство. На самоубийство.

Древние римляне говорили: самоубийство – это единственное, что возвышает человека над богами. Значит, Борис был бог.

А фотографии Ксении Глеб рвал. Или ножницами отрезал ее от Бориса.

Чик-чик и нет ничего женского.

Ну, Чернов, ты – гигант! Гигант-параноик. Сексуальный маньяк. Такое надумать!

...Итак, что имела Ксения после трех лет второго по счету супружества? Двоих детей и весьма оригинального мужа.

Бедная женщина... Жизнь идет, уже тридцать первый год. А муж – невротик, к тому же скупой и несексуальный в нужном направлении.

И Ксения, отягощенная всем этим, задумывается о Борисе.

А если бы она не убила его? Ведь была мысль оставить его в живых – хорош был мужчина. Что было бы? Долгие годы она была бы вынуждена терпеть его депрессии, эйфорию, тревоги, агрессию, гнев и измены. И, в конечном счете, он убил бы ее из ревности или пересоленного супа. Или, убив кого-нибудь, сел в тюрьму и оставил с детьми никому не нужной.

А он умер, освободил ее, оставив после себя сладостную легенду о красивом и пылком юноше, ценою жизни защитившем честь своей возлюбленной.

Она освободилась. "Может быть, – думала она, лежа рядом с ровно посапывающим Глебом, – мне еще раз освободиться? Это так приятно освобождаться...

Убийство...

Лишение ближнего жизни...

Это так притягательно. Он будет ходить, будет лежать, будет думать о себе возвышенные вещи, будет думать, что доживет до глубокой старости.

Будет думать, не зная, что ему назначен срок.

Не зная, что он есть ничтожество, ибо приговоренный к смерти, обреченный на смерть – это ничтожество.

Нет... Рано освобождаться. Остаться одной, с двумя детьми? Нет.

На дворе непонятная пора, империя рассыпалась, отец Глеба занимает высокий хлебный пост. И она решает до поры, до времени терпеть и пробавляться.

Короче, она идет в огород за морковкой и находит там фрукта.

Кругом невзрачная провинциальная жизнь, кругом люди с усталыми глазами, кругом равнодушные и бесцветные мужчины, а тут, за оградой стоит человек, явно на все наплевавший ради капельки эмоций и... и ради нее!?

Да, ради нее! Ради нее он рискует честью!

"Рискует!?" – вдруг оборачивается мысль затаенной гранью.

Ксения внутренне напрягается. Губа прикушена, глаза сужены.

"Да, рискует и готов на все... А это означает... это означает, что он – мое орудие!"

Все, мысль освобождается, мысль превращается в поступок. Она подходит и срывает с бедняги маску.

Да, с бедняги, ведь с этой минуты он – марионетка, он – мина замедленного действия, дамоклов меч, который будет висеть над темечком Глеба столько, сколько ей будет нужно.

И вот, время приходит. Российский капитализм народился, свекор что-то приватизировал, потом направил контролируемый им денежный поток в нужное русло, и в один прекрасный момент Борис становится состоятельным предпринимателем... И Ксения подговаривает любовника убить мужа.

Не сходится. По словам Ксении, ее связь с Черной Маской длилась несколько месяцев. Потом они расстались. Черная Маска получила отставку. Получила мужеподобную громогласно храпящую жену вместо Дианы-охотницы.

Что-то тут не то.

Что не то? Что неправда?

Как что? Только одно – Ксения солгала, что отлучила от себя неординарного любовника, солгала, что Черная Маска вылечилась от неуемной страсти и стала жить с женой.

Конечно, солгала. В сибирской глуши эксгибиционист, да еще продвинутый, то есть технически оснащенный (черная, наверняка бархатная маска, крем, не мыло – разве может до этого додуматься доморощенный сибирский невротик?) Нет, без сомнения он был профессионалом с солидным стажем, учился, наверное, своему отклонению где-нибудь в столицах. Такой вряд ли позволил бы себя вылечить до тривиального секса. Конечно, не позволил бы. Что такое трахаться за семью замками с женщиной, когда можно постоять у плетня в армейском плаще на голое тело? Постоять на лезвии ножа, дрожа от прикосновения к запредельному?