Русь Богатырская: былинные сказания - [72]

Ты от злых ворогов нас повыручил!

От лихой беды поизбавил Русь!

Уж и чем теперь наградить тебя?»

Зашипели бояре косопузые:

«Прогони ты, Владимир Красно Солнышко,

Из палат своих Ваську-пьяницу.

А нам более Васеньки не надобно!

Пусть теперь будет Васеньке отказано!»

Говорит на то Василий Игнатьевич:

«Уж ты, солнышко Володимир-князь,

Вам я, Васенька, ещё понадоблюсь!»

Не на падали поразграялося,

На пировле непотребной табуньё-вороньё,

Расшумелися бояре, разгуделися:

«А нам более Васеньки не надобно.

Пусть теперь будет Васеньке отказано!»

И не вытерпел Василий Игнатьевич,

И вскочил он на ноженьки на резвые,

Похватал он столешники дубовые

Толстобрюхих бояр всех побил-погубил!

Мамаево побоище

Наезжало царище Мамаище,

Выходило, голосило-вопило оно:

«Эй вы, мурзы мои, слуги борзые,

Кто умеет разговаривать по-русскому?»

Мурза-бурза один подвыскакивал —

Он стар, горбат, наперед покляп,

А носище крючком, а лицище сморчком,

Бородёнка клочком, а губищи трубой,

Волосьё на башке редковатое,

А глазищи те вороватые.

Голосище-то хриповатое:

«Уж ты гой еси, царище Мамаище,

И по-русскому, и по-немецкому,

По-всяковскому умею подъязычивать,

Растулмачивать, перетолковывать!»

«Поезжай, мурза мой сын татарович,

Приказуй от меня Илье Муромцу:

Пусть платит мне дани-выходы

И сдается без бою-кроволитья в полон!»

Вестник злобный-чумовой на коня скакал,

На Илью налетал, на богатырский стан,

Прорывался, на стол ярлыки кидал.

Брал Илья, читал, их прочитывал,

Перечитывал да причитывал:

«Охти мне, охти мне, охти мнеченьки!

Ай, не вёшна вода пообтопила нас,

Ай, не зимняя вьюга снегов нанесла,

Обложил нас царище Мамаище

Без числа да без сметы силой воинской.

Ох, платить-не платить дань выходы,

Откупаться ли от бою кроволитного?

Ты, Алёшенька, свет Попович млад,

Ты немилостивого позадари посла!..»

Выходил стар казак из бела шатра.

Видит: небо в облаках всё заоблачено,

Оно тучами все затучено.

Высока гора, да вершинушка

Вся туманами затуманена.

Велика судьба, да ино грудь-душа

Вся заботами иззабочена.

«Налетайте вы, ветры буйные,

Восповейте вы, вихри грозные!

Поразвейте все тучи чёрные,

Засияй над Русью красно солнышко,

Только мне не сиять больше, старому!

Ах ты, старость, ты, старость, невесёлая,

Невесёлая старость, ты, глубокая,

Старость грузная да на триста лет,

Что на триста лет да пятьдесят годов!

Ты застала меня, старость старая,

В чистом полюшке, во ковыльной степи,

Настигала меня хищным коршуном,

Налетала ты чёрным вороном,

Да и села на мою буйну голову!

Где ты, молодость молодецкая?

Воспокинула ты старинушку,

Улетела ты, моя молодость,

За леса, за моря ясным соколом!»

Илья Муромец Добрынюшке наказывал:

«Ай, Добрыня ты свет Никитьевич,

Ты садись за бумагу, поспеши-напиши

Тридцать позывов русским витязям!

Ты, Михайлушко свет Данилович,

Ты призывы по Руси развези-разнеси,

Созови всю дружину на почестный пир,

На последнее побоище с татарами!»

Принимал Михаил по́звы скорые,

Легкой белкою на коня скакал,

Серым зайчиком по полям бежал,

Белым кречетом Ловчанинович

Облетал богатырей да со по́званью.

А Добрыня по наказу атаманову

На усчёт вражью силу усчитывал.

Воротился-привез весть нерадостную:

«Ай, же ты, стар казак Илья Муромец,

Я привез — не привез тебе сметицу:

Чтоб ордынскую силу описать-сосчитать,

Надо тридцать три скорых счи́таря,

Надо тридцать три быстрых пи́саря,

Надо времени три года, три дня!»

Собралась-солетелась Русь дружинная.

Говорил Илья Муромец речь такову:

«А не медлить нам, дружина святорусская,

Не давать нам царищу Мамаищу

К битве прежде нас изготовиться.

Мы вперёд пойдём, мы ему привезём

Дани-выходы боем-се́ченьем!

Сам первым я еду в силу-орду.

Засвистит когда Святогоров меч,

Зазвенит моя кольчуга серебряная,

Загудит быстра калена стрела,

Заревут рёвом татарове.

Вы садитесь тут на борзых коней,

Вы скачите на силу на неверную,

Вы падите, налетите со всего рывья,

Вы секите-рубите со всего плеча,

Вырубайте-досекайте до едина врага!»

Ходко-быстро возлетал стар казак на коня.

От земли добрый конь отделяется,

Над равнинными над степнинами,

Над долинами-горами надстилается,

В становище ко Мамаю прорывается.

А Мамаище на девяти скамьях

Измещается при девяти столах,

Бородища из трех волосин-ветлин,

А глазищи-то из двух чернущих котли́н,

Он толстущими губищами шлепает:

«Аль потолще мне Русь не припасла посла?

Как поправились вы там, как покаялись?

Все ль дороги, все ль постои поустроили?»

Безо спеши сказовал Илья, без торопи:

«Мы управились, мы покаялись,

Повстречать орду с почетом изготовились,

Есть конюшни для коней, терема для гостей!»

Ухмыльнулося царище Мамаище:

«А не глуп ваш, всё во опонял, Илья Муромец,

А каков он на толст, а высок ли на рост?»

«Ты глянь на меня, царь Мамаище:

Он у нас Илья всем весь, как я:

Он и ростом, и толстом, и величеством!»

«Это что ещё за богатырь за такой?

Я с такой мелкотой и не пошел бы на бой:

Я такого Илью — тьфу: верёвкой совью,

В три дуги согну, во песок сотру!»

Эти речи Илье не показалися.

Молодецкое сердце раскипелося,

Раззадорился Илейко, разретивился,

Вынимал он свой Святогоров меч,

И сносил ему, Мамаищу, голову.

Зачинал Илья богатырский бой.

Засвистел тогда Святогоров меч,

Зазвенела кольчуга серебряная,

Загудели стрелочки каленые,

Загремела палица булатная.