Русь Богатырская: былинные сказания - [67]

И ещё прошло три года времени —

Не вернулся ты опять, сыночек, к нам...

И пришёл тогда Алёшка свататься!

Принимался он баями забаивать,

Подговорами Попович подговаривать:

«Ты пойди ты, Настасья, во замужество:

За меня ты, за Алёшу, Микулична!

Ведь прошло поры-времени уж все шесть лет —

Не вернётся Добрыня, не приедет он!»

Отвечала Настасья Микулична:

«Ай. ты смелый, Алёша Леонтьевич!

Ты пойди с добра с моего двора!

Прождала я Добрынюшку из поля шесть лет —

Прожила я всю заповедь мужнину.

А теперь я кладу ещё женину.

Буду ждать я Добрыню и ещё шесть лет!

Не придёт, не вернётся Добрынюшка —

А тогда моя воля вольная:

Порешу — захочу, то и вдовой живу!

По-иному задумаю — замуж пойду!»

Тут Алёшенька — он невесел стал,

На прощанье сердитое слово сказал:

«Хоть туляешься, Настасья, ты виляешься,

За иного-то замуж не достанешься!

Будешь ты за мной, за Алёшею».

Как прошло поры-времени двенадцать лет,

Тут Алёшка опять приходил-твердил:

«Я вернулся, говорит, из поля чистого.

Находил я там Добрыню Никитьевича:

Там лежит Добрыня в поле поизрублен весь!

Он лежит-то, Никитич, поиссечен весь!

Не дождать тебе его, Настасьюшка!

Выходи за меня во замужество!»

Отвечала Настасья Микулична:

«Не пойду за тебя во замужество!»

Не пошла она своею волею,

Увели её насильно силою!

Ведь сам тут был сватом Владимир-князь.

Говорил он ей таковы слова:

«Молодая Настасья Микулична!

Не пойдёшь ты добром, своею волею,

Приневолим тебя и неволею

За Алешёньку замуж за Поповича...

Буде станешь упираться, я власть покажу:

Не позволю тебе жить во Киеве —

Я отдам тебя за татарченку,

За лихого выдам за татаровича!»

«А пойду я хоть и за татарченку!

Не пойду за Алёшку Поповича!»

Да не вышло, Добрынюшка, по-ейному!

Прямо брали её за руки белые:

Уволили во церковь соборную —

Повенчали с Алёшей Поповичем.

Повенчали-то, может, час назад!

А теперь там пировля развеселая...

Отказалась я туда и на пир идти!»

Говорит Добрынюшка Никитьевич:

«Мы с Алёшенькой в чистом полюшке

Ведь крестами менялись-браталися.

Ано младший брат да у большего

Взял уводом-насильем жену увёл!

Уж ты свет, государыня матушка,

Ты неси моё платье скоморошное.

Ты найди мои гусельки яровчатые,

На которых я на свадьбе Настасье играл!»

Отправился Добрыня на свадьбу ту.

А в палаты не пускают скомороха на пир.

От ворот оттолкнул он приворотничков.

От дверей отпихнул он придверничков.

Все железные крючки повыломал.

Он все цепи-затворы на порыв порвал.

Заявился скоморох на почестный пир.

И поклоны ведёт там по-писаному;

Разговор ведёт по-очестливому:

«Укажите мне, люди добрые,

Где тут место моё скоморошное?›

Шептуны тут Владимиру нашёптывают,

Всё наушники князю наушничают,

Наговорники наговаривают:

«Как он шёл, скоморох, Владимир Солнышко?

Он шёл-заходил, не докладывал!

Он сторо́жу всё поотпихивал!

Он замки, все запоры повыламывал!»

А гусляр тронул струны золочёные,

Звонко струночки на гусельках заструнели —

Услыхал-позабыл князь нашёптыванья:

Усадил он матерого скоморошину

На почётное место скоморошное.

Говорил этот пришлый скоморошина:

«Гой еси, князь Владимир стольнокиевский!

Ты дозволь мне сыграть игру первую,

Песню звонкую про святую Русь!›

Заиграл Добрынюшка Никитьевич —

Ой, да все на пиру приуслушались,

Молодые скоморохи приудумались:

«Ай, игры такой мы не слыхивали.

Ай, пенью такому не воймовали[28]!

Ай, такого гусляра мы не видывали!»

А Настасья сидит свет Микулична,

Про себя такову думу думает:

«Ох, игра-то мне знакомым-знакома!

Ох, голос у певца — мне родным-родной!»

Доиграла-вопросила скоморошина:

«Володимир — князь стольнокиевский!

Ты дозволь мне сыграть и вторую игру‚

Чтоб потешить мне князя Алёшеньку!»

Заиграл Добрыня развесёлую:

Удалую-боевую-пересмешливую.

А гости все запосмеивались,

Дружным хохотом расхохоталися.

Лишь один только жених сам Алёшенька

Песню слушает да сам хмурится!

Хмуро хмурится, сильно сердится!

А игра-то была ну игровиста:

Сами ноги под неё в перепляс идут!

Под ту игру скоморохову

Сам Владимир-князь да пустился в пляс!

А Настасья-то свет Микулична

Всё глядит на скомороха, думу думает:

«А похож скоморох на Добрынюшку —

Он игрой, он ухваткой, он и пеньем своим!»

Позакончил весёлую игрец-веселец.

«Ты дозволь, князь Владимир, и ещёжды сыграть —

Мне потешить княгинюшку Настьюшку!»

Заиграл скоморох песню долгую.

Невесёлым заиграл, грустным наигрышем.

Он пел, он звенел: струны плакали!

У весёлых гостей слёзы капали!

Пел Добрыня — скоморох на пиру в тишине.

Пел о верности он, о братской дружбе пел.

О жене, о разлуке, о далёких путях...

И рыдали-горевали струны звончатые...

Струны звончатые с говорочиком...

Слёзы льются из очей ручеёчиком...

Позабыла Настасья Микулична

Про Алёшу, про свадьбу, про Владимира.

Устремилася очами в скоморошину.

Эта песня-душа — вся Добрынюшкина!

Только сам-то скоморох — не Добрынюшка он!

Кончил песню Добрыня печальную.

Говорил тогда Володимир-князь:

«Уж ты гой еси, удалой скоморох!

Мы ведь песен таких ещё не слыхивали,

Кроме как от Добрыни Никитьевича!

Да сложил наш Добрыня буйну голову,

В чистом поле пал наш Никитьевич!

Хоть печальная песня, скоморох, твоя

Пропевалася не ко времени:

Не ко свадьбе-веселью, не к гулянью она,

Да испей, скоморох, чару полную

От меня во здоровье князей молодых!»