Русь Богатырская: былинные сказания - [62]

Заливает поток кровавый, страшный всё:

Утонуть в том потоке Добрынюшке!

А Добрынюшка свет Никитьевич

Догадался догадкой богатырскою:

«Нет, не выдаст меня земля русская!»

Он и брал копьё Мурзамецкое.

Он бил копьём о сыру землю.

Он бил-ударял-приговаривал:

«Расступися ты, мать сыра земля!

На четыре расступись ты на четверти:

Пожри-поглоти кровь змеиную!»

Расступилась тут мать сыра земля:

Пожрала-поглотила кровь Змеихину!

Пробирался-опускался Добрынюшка

Во пещерные во норы во глубокие.

Находил-выводил он весь русский полон.

А последней — Купаву Путятичну.

Говорила Купава Добрынюшке:

«За твою за услугу за великую

Назвать бы тебя, Добрыня, батюшкой.

Назвать тебя не хочу я так.

Назвать бы тебя разве братцем мне.

А и братцем называть не желаю тебя!

А хочу, а желаю, Добрынюшка,

Я назвать тебя другом — мужем своим!

Ах, ведь ты в меня, Добрынюшка, не влюбишься!

Ты на мне, богатырь, не женишься!»

«Молодая Купава дочь Путятична!

Ты, Купавушка, роду княжнецкого,

Я — крестьянского роду, холопского:

Мне, Купава, тебя полюбить нельзя!

Мне, Купава, на тебе пожениться нельзя!»

Илья Муромец и Идолище поганое

Из-под ельничку, из-под березничку,

Из-под частого из-под орешничку,

Выходила калика перехожая.

У калики костыль — девяносто пудов,

На калике шапка — сорок пять пудов!

О костыль калика подпирается,

Под ним мать сыра земля прогибается.

На моленье калика идёт-бредёт.

Ой, ты старое-матёрое Иванище.

Отмолилося-отпостилося

И домой оно воротилося.

Проходило матёрое Иванище

Мимо славного Царь-города.

А с Царём-городом велика беда

Случилася-приключилася:

Одолело его войско поганое.

Подходило тут могучее Иванище.

Видит: турченко-богатырченко.

Не задумалось могучее Иванище:

Посхватило оно за кудри чёрные,

Оттащило турку́ в поле чистое!

Принялось басурманина выпытывать:

«А скажи ты, басурманин, без утаечки:

Кто над войском поганым тут началует?

Кто начальничает, воеводничает?»

Отвечал басурманин Иванищу:

«Тут начальничает-воеводничает

Превеликое могучее Идолище...

Наше Идолище росту рослого:

Ровно на три сажени на печатные!

Во плечах-то он на косу сажень,

Между глаз телёнок уляжется.

А глазищи-то как лоханищи!

Головища-то как пивной котёл!

А носище-то как корчажище!»

Как схватило тут могучее Иванище

Басурманина оно за руку,

Кидавало его в поле чистое.

Разлетелись басурманские косточки.

А поганую-то рать басурманскую

Обошла тайком калика перехожая.

Выходила калика в чисто полюшко,

Повстречала калика Илью Муромца.

«Здравствуй, здравствуй, калика перехожая!

Уж и где это, калика, я тебя видал?

Уж и где это, калика, я тебя слыхал?»

«Коротка твоя память, Илья Муромец!

Сорок лет назад да со пяточком

Ещё ты видал меня, ты слыхал меня,

Что во том ли во славном во Муроме:

Обучал я тебя играть на гусельках,

Как мальчишкой ты сидуном сидел.

А забывчив ты, Илья Муромец!»

«Ты прости меня, могучее Иванище,

Позабыл тебя, ведь позапамятовал.

И тогда ты был ведь седат старик.

Ан гляди: жив-здоров, и могуч, и силён!

Сколько лет тебе, могучее Иванище?»

«А лета мои не усчитаны;

На усчёте, Илья, перепутаны!»

«Ах ты сильное-могучее Иванище!

Ты отколь идёшь, ты куда бредёшь?»

«Я иду-бреду со молитвы-поста!

Проходил ещё мимо Царь-города!»

«А скажи мне, могучее Иванище,

Все ли там в Царь-городе по-старому?

Все ли в нём теперь да по-прежнему?

Как живёт православный цареградский парь?»

«А живёт-то, я думаю, невесело:

Одолели басурманы поганые —

Столько силушки там понагнано;

Не объехать ту силу и на борзом коне,

Ясну соколу не облететь её.

В божьих храмах там кони кормятся!»

«Ой, ты сильное-могучее Иванище!

Басурманов ты, чай, побил клюкой?»

«Не побил клюкой басурманов я:

Там засело поганое Идолище.

Где там с Идолищем мне расправиться!»

Рассердился на калику Илья Муромец:

«Ах ты, старая собака ты трусливая!

У тебя, старый хрыч, силы с три меня!

Только смелости и на четверть нет!

Ты давай-ка мне, трусливое Иванище,

Своё платье ка́личье-подорожное,

Надевай моё богатырское.

Ты бери моего коня доброго.

Хоть ты езди на нём, хоть ты водом води!»

Разувалось-раздевалось Иванище;

Поменялося одёжей с Ильёй Муромцем.

Стал Илья сам ка́ликой перехожею.

В руки взял ту клюку на девяносто пудов.

В Царь-город заявился скорёхонько.

Вот идёт по царьгородским улицам,

Престарая калика предревняя,

Со клюкой бредёт насугорбленная;

Голосит-кричит зычным позывом:

«Ах ты, царь Константин Боголюбович!

Дай мне милостыню ты спасённую.

Полно мне, калике, по дворам ходить —

У окошечек подаянья просить!

Мне пора, калике, и душу спасти!»

Возгремел-воззычал тот ка́личий крик,

Тот ка́личий крик, богатырский зык.

Терема-дворцы пошатилися;

Хрустали во оконницах потрескалися;

На сырую на землю посыпалися.

Ин от этого покрику ка́личьего,

От того от громогласья от зычного

У поганища того Издолища

Вся поганая душа трепыхнулася:

Проняла-взяла страхота-лихота.

Во царёвом-то золотом дворце

Сидит Идолище да рычит-мычит:

«А скажи, Константин Боголюбович,

Из какой страны, из какой орды

Ты зазвал, не спросил богатыря сюда?»

«Я не звал, не просил богатыря сюда!

И зашёл-то не витязь, не боец-удалец,

Ан калика зашла перехожая:

Она старая, она утлая;

Ходит-бродит, по домам перебирается!»

«Ай же ты, Константин Боголюбович!

Принимай ты калику перехожую,

Накорми ты калику наусыт-сытно,