Русь Богатырская: былинные сказания - [59]

Проведёт левой рукой по петелькам —

Зашипят-засвистят змеи лютые.

А тряхнёт рукавом Дюк Степанович —

Зашумят-загомонят леса тёмные.

А другим рукавом он тряхнёт-махнёт —

Загремят-засверкают грозы-молнии.

А головушкой потрясёт молодец —

Запоют-заиграют пташки певчие:

Позащёлкают вдруг соловушки,

Да зальются жаворонки переливистые.

Позабыл про Чурилу инда женский пол.

Прозакладывал Чурило свой велик заклад!

А неймётся Чуриле, не покоится:

Разрывают завидки сердце с печенью.

Думал-думал Чурило и надумался;

Он ещё хвастовством одним похвастался:

«Мы давай, Дюк, поспорим о конской езде!

Я как сяду, Чурила-молодец, на коня —

В один скок скакну через Днепр-реку!

А другим-то я скоком и назад вернусь!

А тебе-то, Дюк, да не скакивать!

Через Днепр на коне так не прядывать!»

Отвечает Чуриле Дюк Степанович:

«Ой‚ Чурило, ты дурило глуповатое.

Ты горбатое, дураковатое.

Ты басись-красись перед бабами!

Не тебе, Чурило, с нами в кон идти!»

Выезжали добры молодцы на Днепр на реку.

Под Чурилой конь — улетунник он:

А улётывать и ускакивать

Может он под хорошим седоком далеко.

Разогнался Чурило, махнул-скаканул:

Через Днепр-реку в один скок скакнул.

Распалился щап, раскипятился он:

Не дал конику ни мигу для отдыха.

Поспешил-насмешил людей Чурилушко.

Он погнал коня поскорее назад —

Не допрянул конь и до полуреки:

Так на пол-Днепре в волны грохнулся...

Плавай-плавай по волнам, щап Чурилушко!

Разогнал коня Дюк Степанович,

За один прыжок через Днепр махнул.

«Ты‚ мой добрый конь, ты мой верный слуга!

На другой на скачок много ль сил у тебя?»

Отвечал Воронко: «Я пройдусь-отдышусь,

Возрождусь, погоди, и на второй на прыжок!»

Понабрался Вороной да и новых сил.

Разогнался он, да разбежался он:

Перепрыгнул через Днепр за один проскок,

Прямо с берега на берег в одночасье смог.

На коне Вороном млад не промах был,

Дюк Степанович да не олухом слыл:

На скаку ухватил Дюк Чурилушку,

Ухватил из Днепра за кудри жёлтые,

Перебросил Чурилку на крутой бережок!

Проиграл он, Чурилушко, и этот заклад,

Перед всем честным народом опозорился!

Слава и богатство, сила и здоровье.

И во всём удача молодому Дюку.

Говорят о Дюке города и села,

И леса, и горы, и моря, и реки!

Жизнь — одна утеха: без горя-печали;

Там хвала, тут — славля, честь да победа...

Как тут молодцу не повозвышаться?

На пирах-гуляньях — почёт-уваженье.

На битвах-сраженьях — нет неудачи!

Как тут Дюку не заноситься?

Ай, высоко ты, соколик, занёсся!

Ой, да не подсёк бы кто тебе крыльев!

А ведь есть на свете тебе подсекуша:

Копит злую силу, копит злую волю

Там, на Горыни, у Змеи-Змеихи

Колдовству Маринка учится, поганка.

Колдовству-злодейству-чародейству

Выучится скоро, явится в Киев.

На пиру-гулянье в гриднице высокой

Вот она — Маринка, вот появилась!

Как и откуда и какою силой? —

Кто её знает! Кто об этом скажет!

И никто колдунью с пира не гонит;

Никто чародейку, злиху не попросит.

А пришла Маринка не с простой задумкой:

Извести Маринка замыслила Дюка;

Колдовством Добрыню околдовать страшным,

Этим то Горынихе, той бы Змеихе,

Путь на Русь открыть бы для дел злодейных;

А самой Маринке стать бы над Русью

Властною царицей с силою кандальной.

На пиру-веселье говорит Маринка

Молодому Люку наглое слово:

«Здравствуй‚ Дюк Степанович, мой муж любимый!»

Дюку это слово не легло на душу,

А легло на сердце плетью язвистой.

«Ты моя пленница! Ты — не жена мне!

Была мне любовницей, а женой не будешь!»

Ай на это слово вспыхнула Маринка,

Вся-то злобой налилася синей.

«Дюк Степанович, богатырь могучий!

Принесу тебе я золотую чару!

А налью ту чару я вином шипучим!

Ну ин за Владимира киевского князя

Тебе эту чару не поднять, не выпить!»

Молодцу вызов шуткой показался.

Ему ль, молодому, ему ль, удалому,

Соколу высокому, да кладут пределы!

Нет, ему пределов никто не поставит!

Он любую силу, Дюк, пересилит.

«Неси свою чару! Подниму и выпью

Я за Владимира, киевского князя!»

Спустилась Маринка в погреб винный.

Налила-наполнила чашу золотую.

Словом нашептала, зельем отравила!

Вынесла во гридницу морную отраву.

Глянул Дюк, увидел — страшное дело:

Кипежом кипучим снадобье вскипает;

Синим полыханьем пламя полыхает;

Огненные мечутся языки из чары;

По бокам-то чары сыплются искры;

Сыплются искры с лопаньем трескучим!

Дюк Степанович! Не бери ты чару!

Ведьминской готовли не принимай же!

Не вкушай, не пей же змеиного яда!

Злобиха злобесной злобой истекает.

Чару вручает витязю Дюку.

Замерло честное всё пированье

Перед бедою, бедой роковою!

Вставал-поднимался, говорил Алёша:

«Дюк ты наш Степанович, богатырь отважный!

Не губи ты зельем этим душу!

Выплесни ты, выкинь колдовское зелье!»

Смелому Алёше Дюк ответил:

«Мать меня родила смелостью в Алёшу!

Я своё рожденье не опозорю!

Во мне силы хватит пересилить силу,

Силу чародейскую в этой чаше!»

А в руках у Дюка чаша змеевая

Мечет пламя, синее сверканье.

По бокам-то чары сыплются искры,

С лопаньем трескучим падают на землю.

Злобиха с злобесной злобою хохочет.

Сам атаман тут встань да поднимися.

Славный Илья Муромец молвит Дюку:

«Брось, добрый молодец, не пей этой чаши,

Выплесни зелье на чародейку!»

Дюк атаману так опять ответил:

«Доблестью-отвагой мать меня родила

В славного-могучего Илью-атамана!

Я ль своё рожденье здесь опозорю!

Выпью, Илья Муромец, я эту чашу,