Он спешит, домой торопится-стремится.
А при нем его тяга земная,
На персте же Мороков перстень.
Да: и тяга земная, и перстень!
Две враждебные, крушительные сути,
Супротивницы—непримиримки.
Обе властны они над Микулой!
За которой же останется победа?
Победит ли тяга земная?
Заглушит ли душу Мороков перстень?
Вот взглянул на него Микула,
На кольцо, на перстянку-заманиху.
Тем же мигом ослеп Микула:
Снова в душу вошло всё зло вселенной,
Все нечистые помыслы мира
Обожгли, отравили сознанье.
Вновь король он, властолюб беспощадный.
И готов он злоедным смехом
Над голодными-холодными смеяться,
Над несчастными шутить в злых шутках.
Гоном гнать он готов жестоким
Всех несчастных, убогих, бедных,
Горемык и страдальцев неутешных.
Вот намерен правитель бездушный
Повернуться во дворец королевский,
Во свои золочёные палаты.
Ан тогда на бедре и ощутил он
Непомерную свинцовую тяжесть —
Приковала она его на месте.
И ни шага он вперед не может сделать,
На вершок ногой не в силах подвинуть.
Опустились у Микулы руки,
Отравила сознанье досада,
Помутила разум отрава.
Гнев да ярость изожгли ему душу.
И срывает он Земницын подарок:
Сумку малую с тягою земною.
Тяга падает к ногам Микуле,
Ложным счастьем душа удалая,
Лихорадостной свободой взыграла,
Завихрилась, ветром-вихорем взметнулась.
Подымают ветры-ветровеи
Пересохлые-пожухлые листья —
Их срывают с ветвей отмерших.
«Гей, Микула, а твои мысли-думы
Не посохлые ли да листочки,
То не осыпь ли от увяданья,
То не прах ли от пагубы душевной?» —
Слышит голос тот из недр своих Микула,
И с тревогою ему внимает.
И тоска одолевает Микулой.
И пронзается сердце мукой.
«Что мне делать?» — говорит себе Микула.
«Ты вернись и возьми тягу земную,
От неё да получишь возрожденье!»
И вернулся Микула к тяге,
Он — к Земницыному подаренью,
Сумку с тягой поднимал без усилья.
И тогда прояснился разум,
И слетели странные чары.
Позабыл он про Мороков перстень.
И в груди у него полегчало,
В голове у Микулы просветлело,
Сердце новым занялося счастьем.
Королевствовать он уже не хочет,
Над народами владычить не желает.
Образумился пахарь Микула.
И пошел просветлённый, да не к дому,
А к волнистому море-океану.
Сладил челн себе поплывучий,
Удалился в нем в открытое море
Далеко, ан берега не видно.
И закинул Микула перстень
В глубь морскую, в пучину-хляби,
Под ходячие пенистые волны,
Под зелёные валы с седою гривой.
Он закинул кольцо роковое.
Да не будет попадать оно людям,
Больше зла творить не станет в мире.
И вернулся к полям своим Микула!
И принялся за труд на нивах.
Ожила земля и зацвела вся.
И не стало на земле ни убогих,
Ни голодных людей, ни несчастных.
Отступил от человечества царь Голод.
Посрамлен был подземный бог Морок.
А в далёком царстве Пылавна
Всё ждет короля Микулу,
Всё мечтает своим очарованьем
У Микулы отнять тот перстень.
Не могла дождаться Пылавна.
Не стерпела, пустилась в путь-дорогу.
Рыщет-ищет знакомое место,
Не находит она королевства,
Ни владыки короля Микулы.
Натыкается на пахаря в поле.
И глядит, и узнаёт в нём Микулу,
Короля могучего былого.
С укоризною смотрит Пылавна,
Щурит глазки с ужимкой ехидной:
«Ха, король да за пашню взялся!»
А сама глазами зыркает подло:
На руках, на Микулиных пальцах,
Ищет перстня она и не находит.
От досады померкло сознанье.
Пашет землю свою Микула.
Перепахивает чистое поле.
Пласт кладет на пласт ровным-ровно.
Борозда-то — стрела прямая.
Точно вымерены загоны.
Пашет он без огрехов, без клиньев.
Велика его сила, могуч пахарь.
И свершается чудо на поле:
Заглядается Пылавна Микулой,
Неподдельной его красотою
Да уверенной пахаревой силой.
Ан теперь и не надо Пылавне
Ни царств, ни королевств, ни власти,
Ни богатств, ни злата, ни алмазов.
Один ей Микула нужен.
И сказала ему о том Пылавна:
Без него-де и жить она не может.
Призадумался пахарь и ответил:
«Хороша ты, царица Пылавна!
Да краса твоя, прекрасная Пылавна,
Пред красотой моей Надёжи меркнет!
Лишь она, одна моя Надёжа ——
Мать дитёнкам моим любимым,
Лишь она одна моё солнце.
А другого мне солнца не надо!
А иное меня не согреет!
В темноте иное не осветит,
В горе горьком меня не утешит.
Ты ищи своё счастье, Пылавна,
Ты ищи во другом его месте,
Ты ищи не на этом поле,
А в иных ты найди его землях!»
Так сказал своё слово Микула.
Он сказал и взялся за сошку.
Крикнул он, понудил кобылку
И повёл по пашне бороздку.
А Пылавна одна осталась.
Оставалась одна Пылавна.
Охватила её кручина,
Окручинила тоска-змеина.
Озаботила надрывная забота.
От любви изнывает Пылавна.
На уме у неё один Микула.
И не хочет она быть царицей:
Ей судьба немила такая!
Вот идет она к Славимиру,
К кузнецу приходит судьбоковцу:
«Ты кузнец-молодец-судьбоковец!
Моё сердце любовью разбито.
Ах, судьба моя горевая!
Ах, расстроена она и навеки!
Ты поправь, ты поправь мою судьбину,
Облегчи мою тягостную участь!»
Отвечал Славимир Пылавне:
«Не смогу я судьбы твоей исправить:
В судьбоковстве ведь я не всесилен!
А судьба твоя для человека —
Не плоха, инда так завидна.
Что ещё тебе, Пылавна, нужно?
Дан высокий тебе царский жребий!»
Разрыдалась в ответ Пылавна:
«Не хочу быть правительницей грозной!
Ненавистен мне царский жребий!
Ты откуй мне судьбу такую,
Чтоб меня полюбил Микула!»
«Не могу, не сумею, Пылавна.
Отковать тебе судьбу такую —
