Румянцевский сквер - [7]
С третьего января как ударил мороз, так и держался. В пробитом во льдах от Лисьего Носа к Ораниенбауму фарватере зажимало, затирало тральщики и баржи с частями Второй ударной армии, которую перебрасывали на пятачок. В ночных ледовых дозорах бойцы из колчановской роты видели, как медленно, без огней, темными призраками шли корабли по фарватеру.
Возвратясь однажды из ночного дозора, согревшись кружкой несладкого, но горячего чаю, старший краснофлотец Цыпин получил из рук ротного почтальона письмо. Вообще-то письма к нему приходили редко и с одного только адреса — от сводной сестры из райцентра Жердевка Тамбовской области. А тут почерк на треугольничке письма был незнакомый. Цыпин развернул его и стал одолевать неровные строчки, нацарапанные твердым карандашом. В ходе чтения понял, кто их написал, и стал уж носом клевать, усталость-то после дозорной службы ужасная, — но тут дошел до такого места, что сон долой. Из хриплого матерного выкрика, раздавшегося в кубрике, явствовало, что новость получена изрядная.
К Цыпину на койку подсели несколько бойцов, не успевших заснуть, и он всем дал прочесть поразившую его строчку: «…теперя точно я беременая о чем хочу тебе собщить…»
— Она, может, придуривается, — сказал боец Кузьмин Василий. — У баб, знаешь, бывает.
— Чего ей придуриваться? Зачем? Што она с Тольки поиметь может, кроме дырки в кальсонах? — сказал другой.
— Видел я твою Ксению там, в Ижорах. Кожа да кости, — сказал третий. — Куда ей рожать?
— А как? — спросил Цыпин, морща лоб и ероша волосы на круглой голове. — Аборты-то, само, вроде запрещены.
— Да пусть рожает, — сказал Кузьмин.
— А где ей жить, если, само, родит? В Долгове у ней и комнаты нет в медсанбате, только угол. Ко мне в казарму?
— А чего? — сказал Кузьмин. — Отгородим ей угол. Будет нам скрашивать суровые военные будни.
— Тебе все хаханьки. А тут промблема… Офицерам можно… а рядовому Красной Армии куда податься, если, само, схочет семью заиметь…
— Надо было раньше думать, — сказал Колчанов со своей койки, он весь разговор слышал. — А не тащить девчонку в кусты.
— A-а, товарищ сержант, — насмешливо сказал Цыпин. — Я учту, товарищ сержант. Другой раз, коли сильно вскочит, я вперед подумаю: что ж ты, дурак, не туда зовешь…
Смех покрыл его неразумные слова.
Под утро четырнадцатого января орудийный гром разбудил Кронштадт. От Усть-Рогатки звонко бил своими двенадцатидюймовками линкор «Петропавловск», еще недавно именовавшийся «Маратом». Дребезжали в домах оконные стекла от пальбы. С тяжким шелестом уносились снаряды на Южный берег. Там, за Петергофом, раскатывался и нарастал сплошной грохот, небо грозно высвечивалось и словно дрожало.
Под каменными сводами Западной казармы, в холодных кубриках, которые сколько ни протапливай, все равно не согреешь, никто уже не спал. Бойцы 260-й бригады прислушивались к канонаде, и разговоры сводились к одному: скоро и наш черед. Еще не знали, на какие берега придется высаживаться, но знали: будут, будут десанты. Недаром же «260-я ОБМП» — отдельная бригада морской пехоты — расшифровывалась с легкой руки здешних остряков, как «260 раз Обойти Балтийское Море Пешком».
Но в этот январский день, когда началось наступление, бригада еще не вступила в дело. Занимались плановой боевой подготовкой. А после обеда сержант Колчанов направился, по тягостной обязанности, к капитану Одинцу. Старался, чтоб сотоварищи по роте не заметили, куда он идет. В том конце коридора, где помещалась комната «смершевского» капитана, будто сгустилось нечто тайное, стыдное, требовавшее полутьмы и сокрытия.
И опять он пришел с пустыми руками. Капитан Одинец осерчал. Поднялся, невысокий, плотно обтянутый синим кителем, и тихим голосом стал выговаривать Колчанову:
— …Доверяли как молодому коммунисту… где вы девали партийный долг… поддались отсталым понятиям… в вашей роте боец Цыпин высказывает антиофицерские настроения, а вы…
— Это как — антиофицерские? — спросил ошарашенный Колчанов.
— А так! — отрезал капитан. — Офицера все, что хотят, делают, а рядовому — не пикни. Что, по-вашему, не анти-офицерская агитация? Вы, комсорг роты, это слышите, и ничего! Где ваша бдительность?
Колчанов вскинул на Одинца растерянный взгляд:
— Товарищ капитан, я слышал, только… только ничего такого… Разговор был по части семьи… У Цыпина девушка забеременела, он и говорит, что квартиры нет, чтоб семью, значит… Офицер, значит, может квартиру заиметь, а рядовому… Никакой агитации не было…
— Это по-вашему, Колчанов! — тихо загремело в ответ. — Боец развратничает, брюхатит женщину и нагло требует квартиру! Да еще бросает тень на советских офицеров! А молодой коммунист Колчанов считает — ничего такого!
— Товарищ капитан! — Колчанов тоже встал. К щекам у него прихлынула кровь. — Я хоть и молодой коммунист, но попрошу не кричать… А если у вас есть в роте, кто докладывает, так вы меня освободите…
Меж ними повисло и отмерило несколько секунд трудное молчание. Капитан Одинец подвигал вверх-вниз белыми бровями.
— Сядь, Колчанов, — сказал он и сам сел, пальцы сцепил на пустом столе. — Ты должон понимать, какая на нас ответственность. Если сегодня упустим человека, он завтра, когда в десант пойдет, что выкинет? Можем мы быть уверены? Потому и работаем, чтобы — полная уверенность. Так? — Он подождал, пока собеседник кивнет. — Ну и все. А критику учись воспринимать.
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Научно-фантастический роман о людях XXI века, о сложных судьбах исследователей новой формы жизни, питаемой космическим излучением, о проблемах эволюции биологической жизни на Земле, о скрытых возможностях мозга человека.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.
Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.