Румянцевский сквер - [47]
— От этой перестройки скоро в магазинах останутся одни мыши!
Нина устремилась в кухню, стала вынимать из сумки продукты.
— Жил старик по фамилии Белл, — сказал Колчанов. — Только кашу на завтрак он ел. А чтоб было вкусней, в кашу пару мышей добавлял старый лакомка Белл.
— Фу-фу! Что за гадость ты придумал?
— Это не я. Мне попалась книжка Эдварда Лира, он сочинял лимерики… Ну, такие парадоксальные стишки.
— Парадоксальная у нас вся жизнь! Невропаты, психопаты так и прут ко мне на прием. Папа, набери в кастрюлю воды, вон в ту, красную, — сварю тебе суп.
Покойная Милда обожала красный цвет, все у нее было красное — посуда, шторы, кофточки, платья. Эту любовь к красному, как говаривала, смеясь, Нина, унаследовала от бабки Марьяна.
— Картошка есть у тебя? Почисть, пожалуйста, штук десять, — командовала она.
Поставив кастрюлю на газ, принялась мыть и нарезать принесенный кочан капусты.
— Не знаю прямо, что с ней делать, — продолжала Нина изливать отцу горести жизни. — Нашли прекрасного преподавателя биологии — все, кого Краснухин готовит, поступают в мединститут, это верняк. Так нет! Не хочет! Одно у нее на уме — бренчать на гитаре, сочинять песенки. Четверть кончает с двойкой по математике…
— Послушай, — прервал Колчанов ее нервную речь. — Может, не надо ей в мединститут?
— А куда? — Нина метнула на отца гневный взгляд. — Института, где учат сочинять песни, нету. Официанткой в кафе? Да она б вприпрыжку, но я никогда не допущу, чтобы моя дочь…
Совершенно как Милда, подумал Колчанов. «Не допущу, чтобы моя дочь…» Такая же твердая убежденность, что у нее все должно быть лучше всех… Такой же быстрый пронзительный взгляд…
— Вот тебе картошка.
— Ага, спасибо. Налей еще воды в ту кастрюлю, поставлю рыбу варить для Герасима. Теперь каждый день бегает в больницу, сидит там часами…
— Это она к Лёне бегает? Как он там?
— Ну, ты же знаешь, папа, сутки был без сознания, потом очнулся, но не говорит. Вернее, речь появилась, но скандированная, невнятная. Ничего не помнит.
— А внутреннего кровоизлияния нет?
— Энцефалограмма не показывает. Но сотрясение мозга сильное. Огромная гематома на черепе, подскок давления. Ужасно жалко Лёню. Но нельзя же торчать часами…
— Валентина говорит, подозревают бывшего твоего…
— Чепуха! Бахрушин, конечно, опустился, алкоголик краснорожий, устроил в кафе скандал — но напасть в подъезде на человека? Нет, нет, невозможно! Вот пара морковок, почисть. Лёню ограбили, забрали все деньги, он же собирался ехать закупать продукты, — не может быть, чтобы Бахрушин.
— Следствие покажет.
— Любому следователю заявлю: на грабеж Бахрушин не пойдет. И потом: почему бы ему нападать на Лёню? Скорее уж — на Влада. На соперника, так сказать. Влад говорит, за день до того приходили двое, ну, как это — раньше были в Америке, теперь у нас появились…
— Рэкетиры?
— Да, да! Требовали денег. Вот их и надо искать.
В кастрюлях булькало, из-под крышек рвался пар. В точности как Милда, опять подумал Колчанов. Все на большом огне… Я ее так и называл: Милда Большой Огонь…
Плыл рыбный дух, вызывая беспокойство у Герасима. Он вертелся с нетерпеливым мявом у ног, его круглые зеленые глаза выражали отчетливое вожделение.
— Валентина плачет в трубку, — сказал Колчанов. — Говорит, если Лёня погибнет, она покончит с собой.
— Господи! Да не погибнет! Ей объясняет врач в больнице, и мы с Владом твердим — поправится Лёня, только время нужно, — а она будто слушает, но не слышит.
— Ей плохо, Нина.
— А кому хорошо? Влад отвез ей транквилизаторы. Что еще можем сделать? Мы же все дико заняты, не можем сидеть с тетей Валей.
— Надо бы мне к ней съездить, — сказал Колчанов. — И к Петрову надо. Что-то плохо я хожу.
— Давай-ка посмотрю твои ноги. Приляг на тахту.
Ноги отца ей не понравились.
— Видишь, опухли. Тут больно? А тут? Да… Возможно, эндартериит. — Нина покачала головой. — У меня было такое подозрение, я привезла троксевазиновую мазь.
Она объяснила, как делать на ночь компрессы с этой мазью. И потребовала, чтобы завтра же отец отправился в поликлинику, взял направление на анализы — на протромбин, на сахар.
— И брось курить! Папа, умоляю, умоляю! Ты просто не представляешь, как опасно для тебя курение!
3
У Владислава Масловского висел большой японский календарь, а с календаря обворожительно улыбалась японочка в красном бикини на морском берегу — словно обещала ласку и прочие радости на будущий девяносто первый год.
Следователь Ильясов, войдя в кабинет, внимательно посмотрел на японочку и пожевал губами, как бы пробуя незнакомую пищу. Он был немолод и франтовато одет. Воротничок рубашки у него был с пуговками на уголках, галстук — космической тематики, с изображением спутника. На крупном носу прочно сидели очки.
— Владислав Брониславович, — старательно выговорил он имя-отчество Масловского, — прошу подробно рассказать о вечере, который предшествовал избиению и ограблению Гольдберга.
Он поставил перед собой диктофон.
Кафе было еще закрыто, но доносились из кухни невнятные голоса, быстрый стук ножа Богачева. За стойкой бара Квашук звякал фужерами и насвистывал нечто неритмичное.
У Влада вид был усталый, только вчера он возвратился из утомительного автопробега по области. Теперь, когда Лёня Гольдберг выбыл из строя, приходилось ему закупать продукты. Да если бы просто приехать и купить — то дело не хитрое. Но окрестные совхозы мясо продавали неохотно — желали свой продукт обменять на стройматериалы, на шифер, на удобрения. Черт знает что творилось в хозяйствах: деньги, даже живые, наличные, все более теряли привлекательность.
С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.
Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.
Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.
На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».
Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .
Две фантастические повести — «Химера» и «Девиант» — примыкают к роману своей нравственной проблематикой, драматизмом, столь свойственным ушедшему XX веку. Могут ли осуществиться попытки героев этих повестей осчастливить человечество? Или все трагические противоречия эпохи перекочуют в будущее?…У героя повести изредка проявляется странный дар: иногда на него «находит»… вроде озарения… и он вдруг видит то, что обычному взгляду не видно, скрыто временем или расстоянием.
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.
Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.