— А что там делать, у станков-то? — недовольно возражали ремесленники. — Может, опять болтики начнем.
— Именно болтики. Сырбу, раздайте чертежи болтов М-12. Материал в кладовой.
Токари медленно стали расходиться. Только Брятов все стоял, понурив голову, да Мишка Потапенко рядом с ним молчал и ерошил пятерней едва отрастающий чуб.
— Шо ж робить, га? — спрашивал он. — Цэ из-за мэнэ усэ. Робыв бы ты на своем станке, и не було б цего сраму.
К Брятову подошел мастер. Он с минуту помолчал. Чувствовалось, что ему неприятно упрекать старосту. И все же сказал хмуро:
— Петрушка какая, да… Где металл теперь для заказа брать? А каждая ось деньги стоит.
— Скильки? — тихо спросил Потапенко.
— Что — скильки? — не понял Владимир Иванович.
— Скильки грошей ось стоит?
Владимир Иванович удивленно посмотрел на Мишку.
— Ну-у, точно не знаю, а думаю, что рублей по десяти каждая будет.
— По червонцу? До-обре-е, — протяжно проговорил Потапенко и, круто повернувшись, вышел из цеха.
Вечером после ужина Мишка разыскал Владимира Ивановича.
— Ось, — протянул он маленький сверток. — Туточки гроши. Две сотни. Брятов двадцать осей угробил. Туточки точно.
— Какие деньги? — удивился мастер. — Откуда они у тебя?
Подбежал запыхавшийся Спирочкин.
— Ты что это, Медведь, а? — напал он на своего друга. — Гармошка наша общая. Я не обязан за гвардейца расплачиваться.
— Не скули, Помидор, — ответил Потапенко. — На, заткнись своей долей.
Мишка достал из кармана деньги и швырнул их Аркашке.
— Ты не швыряй, не швыряй, — подбирая бумажки, приговаривал Спирочкин. — Гармошку вместе покупали. Я не обязан за всю Европу расплачиваться. Брятов метод выдумывает, а тут плати за него.
— Какая гармошка? — удивлялся Владимир Иванович, — объясните в конце концов.
— Была у нас гармошка, — пряча в карман деньги, принялся объяснять Аркашка, — ну, еще когда мы пели в вагонах. А он вот только что ее загнал Деду Мазаю. Мне сам дед сказал.
— Какому Мазаю!
— Ну, этому, Терентию бородатому, дворнику.
Владимир Иванович наконец все понял.
— Давай-ка сюда деньги, — обратился он к Спирочкину.
— Зачем? — оторопел тот.
— Давай, давай.
Спирочкин, еще не понимая, в чем дело, нерешительно протянул деньги. Владимир Иванович быстро спрятал их в карман и зашагал к выходу.
— У-у, шкура! — замахнулся на Аркашку Потапенко. — Як на духу, все за секунду растрепал.
Владимир Иванович вернулся минут через десять. В руках у него была гармонь.
— Вот, — постучал он пальцем по корпусу. — Чтоб не дурили больше, гармонь будет лежать у меня дома. А насчет метода твоего, — обратился Владимир Иванович к Брятову, — вспомнился мне один случай. До прошлого года служил я в Австрии, в городе Кремсе. Водил солдат однажды на судоремонтный завод. И увидели мы там такую штуковину. Огромная металлическая клетка. А в клетке за токарным станком старичок. «Чем провинился этот почтенный старец?» — поинтересовались мы. «Это очень опытный мастер, — ответил нам их инженер, — он изобрел новый метод обработки металла и не хочет, чтобы о нем узнали другие. Ведь тогда все будут так же быстро работать, и мастер потеряет приличный заработок». А ты свой метод где держал? Любой метод хорош, если он для коллектива полезен. Вот какая петрушка.
Весна в Молдавию пришла внезапно. Еще недавно на крышах, на столбах, на низеньких саманных заборах лежали тяжелые шапки снега, сырого, темного. И вот в какие-то два дня сползли бурые глыбы с крыш, распарились мокрые столбы, течет талая вода. Солнце с каждым днем взбирается все выше. Набухли, стали клейкими почки на деревьях. И ветер приносит от реки пресный запах ледохода.
Побывайте в Тирасполе чуть позднее, встаньте на крутом берегу реки, вдохните полной грудью прохладный утренний воздух и полюбуйтесь.
Сбросив зимнюю шубу, течет в близкое теплое море Днестр, разрезает извилистой лентой землю, покрытую садами. Вода уже успела прогреться. По утрам клубится над рекой светло-розовый пар.
По ту сторону Днестра еще не оделся в весенний наряд лес и только стройные тополи, будто изумрудные свечки, высятся над темными кронами дубов.
Ветер теперь гонит от реки хмельной запах цветущих трав. По жилам растекается этот воздух, хочется большой работы. В эти дни прислушиваешься к гудкам паровозов. Тянет в путь.
А вот и на чистых улицах Тирасполя зазеленели клены. Их еще совсем крохотные листики клейки и почти прозрачны. Немного портит вид прошлогодняя листва. Грязными лохмотьями она висит среди нежной молодой зелени. Но скоро, совсем скоро свежий ветер причешет клены, сорвет и унесет прочь прошлогодние пожухлые листья, встряхнется помолодевший клен и начнет о чем-то шептаться с соседней липой, ласково, по-летнему.
Токари опять точат надоевшие им болты. Хмурятся ребята. Хмурится Владимир Иванович. До сдачи заказа осталось десять дней, а деталей нет.
— Неужели не дадут металла? Попросите еще на заводе, — предлагали ребята.
— Просили, — угрюмо отвечал мастер, — отказали. Грозились заказ снять.
И опять, в который уже раз, осуждающе смотрели ребята на виновника такого позора. Игорь же, чувствуя на себе эти взгляды, опускал голову, прятал глаза.
