Руководство джентльмена по пороку и добродетели - [66]

– Ты, значит, с Данте?..

Она оборачивается, и я улыбаюсь самой мерзкой из своих улыбок (а у меня их богатейший арсенал). Она должна бы покраснеть, но вместо этого отточенным жестом закатывает глаза.

– Я не с Данте, я с вами путешествую. Тебе ли не знать?

– Как будто ты не поняла, о чем я спросил.

– Не знаю, о чем ты, но ты ошибся. Данте сам по себе, я сама по себе.

– Ах, значит, не ты украдкой погладила его по колену и убедила сбежать из ложи и предаться греху?

– Поверь, я остановила бы его, не доводя до греха. Вообще-то у меня был план, но вмешались вы.

– План? Какой еще план?

– Ясно было, что они знают куда больше, чем говорят… И мне показалось, что Данте будет легче разговорить. А раз ни один проверенный способ на него не подействовал и он вдобавок явно на меня запал…

– Правда, что ли, запал?

– Я тебя умоляю, у мужчин все на лице написано.

– Эх, я-то считал тебя образцом хлипкой английской барышни. А ты, оказывается, опытная соблазнительница.

Фелисити принимается дергать болтающуюся на рукаве нитку и вздыхает так душераздирающе, что волосы у нее вокруг ушей вздымаются пышным облаком.

– Не слишком-то я преуспела.

– А мне показалось, ты неплохо справлялась.

– Я ему, кажется, краешек зуба отколола.

– Что ж, в любом изящном искусстве главное – практика. Рим тоже не сразу строился. – Я надеялся ее рассмешить, но она только хмуро утыкается глазами в пол. – Тебе хоть понравилось?

– Было как-то… мокро.

– Да, здесь требуется некоторый обмен жидкостями.

– И неприятно. Не думаю, что захочу повторить.

– Ты сейчас про допрос с помощью соблазнения или вообще про поцелуи?

– И про то, и про то.

– Целоваться с опытом все приятнее.

– Все равно это не мое. Даже если с опытом будет лучше.

– Верю. Но если из тебя и не выйдет великой искусительницы, у тебя много других сильных сторон. – Я легонько касаюсь ее ступни своей, чтобы она изволила поднять голову и взглянуть мне в лицо, и улыбаюсь – куда менее мерзко, чем в прошлый раз. – Правда много.

19

Ночью я почти не сплю, предвкушая авантюру, и чертовски рано поднимаюсь, хотя выходим на дело мы только после обеда: Элена как раз отправилась с визитами и не заметит нашей отлучки.

Мы почти час шагаем по удушающему зною; одежда намертво прилипает к взмокшей коже, не успеваем мы выйти из дворика. Данте ведет нас через Готический квартал и вдоль широкого бульвара, разрезающего город надвое. Под звон церковных колоколов, возвещающих половину часа, мы выходим на площадь, усыпанную торговыми палатками с сохнущим на жаре товаром: зерном в огромных бочках и пестрыми, как осенняя листва, пряностями. В крайнем ряду висят на крючьях подвешенные за ноги свиные туши с развороченными животами. Под ними носятся ученики мясников с заляпанными кровью лбами, собирая в ведра выпадающие внутренности. Между рядов стоят на коленях нищие, вытянув сложенные лодочкой ладони и вжав лица в грязь. Воздух искрится, гудит пьяным весельем – и жужжит полчищем мух. Разит грязью и перестоявшими на жаре фруктами.

Данте останавливается в тени примыкающей к площади римской башни и показывает нам двух мужчин, патрулирующих ряды: за поясом у них мечи, и глядят они слишком хищно для простых покупателей.

– Вон они. Ловцы воров. Мигом доставят вас в тюрьму. – Данте вытирает мокрые ладони о брюки и добавляет через плечо: – Отец очень похож на Элену. Темноволосый и худощавый.

– Ты говорил, – отвечаю я.

– У него на левой руке три пальца.

– Помню.

– Вы… точно не передумали?

– Точно. – Так странно, что отдуваться мне, а успокаивать приходится его, но сейчас я почему-то чувствую себя настоящим героем. – В конце концов, что они мне сделают? За воровство ведь больше не отрезают руки?

– Н-нет, – отвечает Данте с заминкой. Сквозь мою браваду прорывается нервная дрожь.

– Подождем час, – решает Фелисити. – Потом будем тебя выручать.

– Они точно меня выпустят без суда?

– Тюремщикам не платят, – отвечает Данте. – Они… они примут взятку. – Он тянется к карману, как тянулся каждые несколько секунд. Как будто проверяя, что деньги не испарились.

– Меня точно бросят туда же, где сидит твой отец? – спрашиваю я.

– Сложно ска… да, наверно, – Данте принимается заламывать руки. – Отведут куда поближе, а туда бли… ближе всего.

– Если его там не будет, ты и сам поймешь, – вмешивается Фелисити. – Давай-ка поторопись, пока кто-нибудь не отвлек их настоящей кражей. Вперед, Монти.

Спокойствие Фелисити раздражает меня не меньше, чем волнение Данте. Я кидаю взгляд на Перси, надеясь, что хотя бы он посмотрит в ответ со спокойной дружеской заботой во взгляде, но он с нечитаемым лицом следит за ловцами воров. Один из них как раз остановился напротив нищего и пнул носком сапога его жестяную кружку.

– Что ж, до встречи на свободе. – Я расправляю камзол и направляюсь к ближайшему прилавку.

– Стой. – Мое запястье сжимает рука Перси. Я оборачиваюсь и натыкаюсь на его серьезный взгляд. Фелисити очень наигранно отводит глаза. – Прошу тебя, будь осторожен.

– Мой дорогой, я всегда осторожен.

– Монти, я серьезно. Не натвори глупостей.

– Я уж попытаюсь.

Перси вдруг склоняется ко мне, будто хочет что-то шепнуть, но вместо этого быстро и невесомо прикасается губами к моей щеке – так быстро и невесомо, что я сомневаюсь, не почудилось ли мне.