Руководство для одиноких сердец - [115]

Шрифт
Интервал

— Я смотрела на это как-то иначе, — призналась я.

— Нет. Было бы здорово полностью отдаваться другому человеку, но это страшно ограничивало бы жизнь.

— А как же, если у меня появится ребенок? Как у Мелани. Он целиком принадлежит ей.

— Поверь мне, даже в этом случае ты не права. Ну подумай сама: когда ты навещаешь их, играешь с малышом и заботишься о нем, он уже не полностью принадлежит Мелани. Мы все как шарики в пинболе: сталкиваемся друг с другом и отскакиваем, встречаемся снова и снова и строим жизнь по собственному выбору.

Я взглянула на него:

— Мне это не нравится!

— Правда? А мне нравится.

— Серьезно?

— Мои дети тебя любят. — Глаза его сияли. — Просто не умеют выразить это, у них не хватает слов. Но когда тебя не было, они по тебе скучали. Ты стала по-настоящему важным для них человеком. Они привязались к тебе, буквально срослись и сроднились с тобой.

Я засмеялась.

Картер наклонился и поцеловал меня.

— Умираю, как хочу тебя, — прошептал он. — Когда мы в последний раз занимались блудодейством, горизонтальными танцами, шпили-вили?

— Шпили-вили — это что-то новенькое. Ты прямо сейчас это сочинил?

— Не-а. Спасибо Интернету: эвфемизмы к слову «секс». Вот видишь, и у нас есть общие воспоминания. Но нам надо работать над ними, Нина. Возможно, этот момент от тебя ускользнул. Нужно просто понять, что ты чувствуешь, и позволить этому чувству расти и изменяться. Иногда оно умирает, прежде чем расцветет полностью, но чаще всего при желании ты можешь его поддерживать и продолжаешь в том же духе просто потому, что не сдаешься. Не спрашиваешь себя каждый день, не исчерпали ли себя эти отношения, а просто поддерживаешь их. Необходимы некоторые усилия. Но ты справишься.

— Думаешь?

Он снова взял мою руку.

— Я действительно тебя люблю. Очень сильно. Ты вскружила мне голову. Моим друзьям ты понравилась, мои дети к тебе привязались, даже бывшая жена считает тебя потрясающей. Возможно, завуч школы тебя и не одобрила, но всех остальных ты очаровала. Даже твоя мать любит тебя по-своему, так сильно, что все еще страдает от разлуки с тобой.

Я разглядывала свои руки и не могла говорить, боясь расплакаться.

— Давай попробуем еще раз, — попросил он. — Пожалуйста. Мы все обсудим: где нам поселиться, скольким детям мы позволим жить с нами, и когда пора выбрасывать их из гнезда, и будем ли мы рожать еще ребенка. Хорошо? Можешь ты принять решение, что это и есть семья, которая назначена тебе судьбой? Ты будешь красить ногти черным лаком, и мы станем заниматься шпили-вили до полного изнеможения.

— Ты — моя семья? — спросила я. — Не могу поверить.

— И все же так оно и есть, — твердо сказал Картер. — Я совершенно убежден, и, думаю, ты тоже скоро уверишься в этом. Что, если мы поженимся и будем жить долго и счастливо? День за днем, день за днем, до самой смерти.

* * *

На следующий день я улизнула из номера и позвонила маме.

Мне казалось, надо сообщить ей, что я выхожу замуж за Картера. Ведь мам всегда ставят в известность о подобных намерениях. А еще у меня было несколько вопросов.

— Каково это было, принадлежать своей семье? — поинтересовалась я. — Ну, до того, как твои родители умерли, до того, как ты стала жить с сестрой, до того, как решила завести собственную семью? У тебя была твердая уверенность в том, что ты находишься на своем месте?

Фиби не имела представления.

Но кое-что любопытное она все же сказала: чувство принадлежности — это просто состояние души, нужно создавать его самостоятельно. Иначе можно прожить всю жизнь, ощущая обездоленность от потерь. Ей жаль, что она отдала меня, но она видит, что я оказалась у хороших людей, Джозефины и Дугласа Попкинс. Это я назвала их имена, ведь ей не говорили, кто удочерил меня. Ей нравилось быть Лулу, но она бы не стала певицей, если бы не отказалась от меня.

Фиби признала, что Нина Попкинс — более энергичное имя, чем Кэт Маллен, но как это забавно, что у меня два имени, в то время как у большинства людей только одно. Предположила, что я могу варьировать события: быть один день Кэт, а другой — Ниной. Эта маленькая перемена может принести большую радость.

Что касается ее самой, то она устала снова и снова переживать ту историю и страдать. Возможно, все сложилось именно так, как и должно быть. А даже если и нет, она все равно решила принять свою жизнь такой, как есть. Не исключено, что ее натолкнул на эту мысль выход на сцену после большого перерыва. Фиби засмеялась своим скрипучим сухим прокуренным смехом, который я уже успела полюбить, и произнесла:

— Выходи за него. У него взбалмошные дети, да и сам он, похоже, сумасброд. Скучно не будет.

И я ответила:

— А ты придешь на свадьбу?

Но она тут же повесила трубку. Она всегда так делала, когда заканчивала разговор и стремилась к пианино, чтобы за игрой совладать с нахлынувшими чувствами.

Такова уж моя мама.

ЭПИЛОГ

День благодарения, три года спустя

НИНА


Первым явился Ноа с плюшевой собачкой и ершиком для унитаза, влетел как заводной с сумасшедшим блеском в глазах, что означало: он что-то затевает. Мелани объяснила, что с ершиком в последнее время сын не расставался, и она уже перестала бороться с этим. Я услышала, как подруга процокала по дорожке вслед за непоседой, торопясь, поскольку никогда не знала, каким явлением живой природы он заинтересуется в следующий момент — собачьими какашками, дохлой птицей или колючим кустарником. Она гордо несла гигантский живот, успевший значительно вырасти с тех пор, как я видела ее в больнице две недели назад. Удивительное дело.


Рекомендуем почитать
Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


История Мертвеца Тони

Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.


Обет молчания

Впервые на русском — знаменитый бестселлер британской журналистки Марселлы Бернстайн, легший в основу выпущенного в 2003 году фильма, в котором снимались Жерар Депардье и Кармен Маура (любимая актриса Педро Альмодовара).У монахини ордена иезуитов сестры Гидеон (в миру — Сара) вдруг возникают симптомы неведомой болезни. Разобраться в причинах этого поручено священнику Майклу Фальконе, и он выясняет, что в прошлом молодой женщины скрыта кошмарная тайна, связанная с ее сестрой-близнецом Кейт, отбывающей пожизненное заключение в одиночной камере.


Венецианские сумерки

Стивен Кэрролл — популярный австралийский писатель, романы которого отмечены престижными литературными премиями; в прошлом рок-музыкант, драматург, театральный критик. «Венецианские сумерки — новая книга автора полюбившейся российским читателям «Комнаты влюбленных».…Жарким летним днем в одном из зеленых предместий Мельбурна тринадцатилетняя Люси Макбрайд, задремав в садовом плетеном кресле, сквозь сон услышала кто ли вздох, то ли стон — какой-то словно вымученный звук, обратившийся в печальнейшую из мелодий.


Как сон

Войцех Кучок — польский писатель, сценарист, кинокритик, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Ника» (2004). За пронзительную откровенность, эмоциональность и чувственность произведения писателя нередко сравнивают с книгами его соотечественника, знаменитого Януша Вишневского. Герои последнего романа Кучока — доктор, писатель, актриса — поначалу живут словно во сне, живут и не живут, приучая себя обходиться без радости, без любви. Но для каждого из них настает момент пробуждения, момент долгожданного освобождения всех чувств, желаний и творческих сил — именно на этом этапе судьбы героев неожиданно пересекаются.


Легенды осени

Виртуозно упаковыванная в сотню страниц лиричная семейная сага, блестяще экранизированная. Герои классика современной американской литературы всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.