Руководство для одиноких сердец - [117]

Шрифт
Интервал

— Вчера ночью ты меня просто спасла, — призналась я Индиго. — Когда ты приняла эстафету, я уже намотала не меньше пяти километров вокруг стола в гостиной. Когда это было, часа в четыре?

— В полпятого. И после этого я тоже прошла километров десять, — сказала Индиго. — Малышка так доверчиво ко мне прильнула, что даже жаль было класть ее в кроватку.

Я улыбнулась ей, и она шлепнула меня по руке и стала кормить грибами.

— Открывай рот шире, — велела она. — Тебе надо поддерживать силы. Однажды твоя дочь вырастет и станет подростком вроде меня.

— Вряд ли. С тобой никто не сравнится. Слушай, — прошептала я, — не говори маме, что грибы из гипермаркета. Скорее всего, они не органические.

— Думаю, она уже знает, — ответила Индиго. — Я видела, как она читала этикетки.

— Вот черт, — ругнулась я.

Я взъерошила Индиго волосы — теперь белые с розовыми кончиками. Она училась в выпускном классе и проявляла несомненное здравомыслие. Где-то даже была восхитительна. Конечно, она все еще носила армейские ботинки и короткие юбки, но уже не стриглась фестонными ножницами и не составляла хулиганские списки. Встречалась с парнем, который собирался заглянуть позже и — о да! — привести родителей знакомиться с семьей.

«А еще они хотят посмотреть на ребенка», — сообщила мне Индиго и спросила, нет ли у меня возражений, и я ответила: «Да ради бога! Закатим знатную вечеринку».

Тайлер, приехавший домой из колледжа, интересовался, можно ли пригласить его друга Джемси, и я тоже разрешила. Если всем не хватит стульев, рассядемся на полу. Тайлер пообещал, что они с Джемси что-нибудь сыграют. Он написал для новорожденной песню.

Все шло замечательно, не считая того, что у меня разболелась голова. Я находилась словно в навязчивом сне: шум, беготня, разговоры вдруг стали меня раздражать. Я взглядом призвала Картера, он пробрался ко мне через заполненную людьми комнату и сел рядом на диван, широко улыбнувшись Мелани.

— Ты довольна? — прошептал он, поцеловав меня в макушку.

— Не знаю. Гости не перессорятся?

— Конечно нет, — засмеялся он. — Джейн на кухне спорит с Линди насчет органических продуктов, а муж Джейн сказал мне уже три раза, что, по его мнению, глупо заниматься парусными лодками. А миссис Уолш заявила, что не станет сидеть рядом с Фиби, потому что у нее от этой женщины мурашки по коже.

— Фиби, может, вообще не придет, — заметила я.

— Да, миссис Уолш могла ей заплатить, чтобы та не приходила.

В этот миг наша малышка заплакала, и брови Картера взметнулись вверх. Индиго сказала, что подойдет, но Картер возразил, что сам хочет успокоить дочь, и в конце концов я, как мать, заявила свои права на ребенка, к тому же мне нужно было отдохнуть от гама.

Я пошла в спальню и взяла на руки свое краснощекое сокровище. Это было невероятным счастьем — держать дочь на руках, видеть ее голубые глазки, глядящие на меня, гладить крошечное личико, слышать, как она гулит и чмокает. Я села вместе с ней в кресло-качалку. Ощущая ее тепло и чудесный запах детского крема, молока и младенческой кожи, я вся растворилась в любви. Бесподобное чувство! Из-за двери доносились оживленные разговоры. Вокруг какого-то политического события разгорелся спор. Миссис Уолш категорически возражала на любое слово Линди. Джейн громко хохотнула, словно поставила точку в дискуссии, и Индиго воскликнула:

— Ма-а-ама!

Я приложила девочку к груди и поморщилась: малышка присосалась, и я ощутила знакомое тянущее усилие и жжение, когда по протокам пошло молоко.

Через некоторое время снаружи послышалась какая-то суматоха, видимо, открылась и закрылась входная дверь, раздались восторженные крики: «Привет! Привет!» — и через пару минут передо мной вырос улыбающийся до ушей Картер, а за спиной у него стояла Фиби в длинной лиловой юбке и черном вязаном кардигане. Он сделал широкий жест в мою сторону и слегка подтолкнул Фиби в комнату. Волосы у той были убраны в пучок на макушке, ресницы густо накрашены и подведены карандашом. Мое сердце, как всегда, когда я видела мать, стало выпрыгивать из груди от ликования. Моя мама, которую я могла никогда не узнать.

— Привет, — поприветствовала ее я. — Рада тебя видеть! Смотри — это твоя внучка!

Мне хотелось, чтобы она обняла меня. В моих фантазиях она воскликнула: «Какая очаровашка! О, как долго я ждала этого момента! Чудесная девочка!» И сказала, что малышка похожа на меня или на Линди в этом возрасте. Она могла произнести еще много добрых, мудрых и прекрасных слов. Но этого не случилось. Мать бросила на ребенка взгляд, повела руками и проговорила своим прокуренным голосом:

— Извини, я опоздала и останусь ненадолго. Хотела только заглянуть.

— Я рада тебе, — повторила я. — Хочешь подержать маленькую Тилли?

— Все еще не верю, что ты выбрала ей такое имя, — заметила мама.

— Это от «Тилтона». Я хотела почтить память отца, — объяснила я. — Думала, тебе понравится.

Лицо ее слегка переменилось. Означало ли это, что ей понравилось? Не могу сказать.

Я отняла Тилли от груди и протянула ее бабушке, но Фиби уже заинтересовалась чем-то в коридоре. На меня она даже не посмотрела.

— Собралось так много людей, — сказала она Картеру. — О чем вы только думали?


Рекомендуем почитать
После долгих дней

Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.


Поговори со мной…

Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.


Воровская яма [Cборник]

Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Венецианские сумерки

Стивен Кэрролл — популярный австралийский писатель, романы которого отмечены престижными литературными премиями; в прошлом рок-музыкант, драматург, театральный критик. «Венецианские сумерки — новая книга автора полюбившейся российским читателям «Комнаты влюбленных».…Жарким летним днем в одном из зеленых предместий Мельбурна тринадцатилетняя Люси Макбрайд, задремав в садовом плетеном кресле, сквозь сон услышала кто ли вздох, то ли стон — какой-то словно вымученный звук, обратившийся в печальнейшую из мелодий.


Обет молчания

Впервые на русском — знаменитый бестселлер британской журналистки Марселлы Бернстайн, легший в основу выпущенного в 2003 году фильма, в котором снимались Жерар Депардье и Кармен Маура (любимая актриса Педро Альмодовара).У монахини ордена иезуитов сестры Гидеон (в миру — Сара) вдруг возникают симптомы неведомой болезни. Разобраться в причинах этого поручено священнику Майклу Фальконе, и он выясняет, что в прошлом молодой женщины скрыта кошмарная тайна, связанная с ее сестрой-близнецом Кейт, отбывающей пожизненное заключение в одиночной камере.


Как сон

Войцех Кучок — польский писатель, сценарист, кинокритик, самый молодой лауреат главной польской литературной премии «Ника» (2004). За пронзительную откровенность, эмоциональность и чувственность произведения писателя нередко сравнивают с книгами его соотечественника, знаменитого Януша Вишневского. Герои последнего романа Кучока — доктор, писатель, актриса — поначалу живут словно во сне, живут и не живут, приучая себя обходиться без радости, без любви. Но для каждого из них настает момент пробуждения, момент долгожданного освобождения всех чувств, желаний и творческих сил — именно на этом этапе судьбы героев неожиданно пересекаются.


Легенды осени

Виртуозно упаковыванная в сотню страниц лиричная семейная сага, блестяще экранизированная. Герои классика современной американской литературы всегда ищут справедливости в непоправимо изменившемся мире и с трудом выдерживают напор страстей, которым все возрасты покорны.