Худшие печали еще впереди. Мне ли не знать — человеку, заложившему взрывчатку и поджегшему бикфордов шнур.
Сейчас Слейд работает в страховой конторе. С виду он неплохо справляется последний десяток лет, но два ящика его письменного стола и большая картонная коробка заполнены ненавистными ему словесными почеркушками. Он хранит все это в офисе, с тех пор как жена обнаружила собранные им образчики его автоматического письма, пришла в молитвенный восторг, сочла их творческим материалом — «Тут ведь целые рассказы, Дик!» — погрузилась в них и настояла на том, чтобы все прочитать.
Слейд в большом замешательстве. Его бесплодный идеализм болит, словно тяжелая рана, а жена холит и лелеет его изо всех сил. Я развлекаю себя идеей вскружить Дикки голову чувственными наслаждениями. Слейд с любовницей — восхитительная вышла бы комедия. А еще я мог бы — через любовницу? — заразить его желанием сделать большие деньги. Естественно, у него ничего не выйдет, но в попытках он проведет несколько мучительных лет. О, перспективы беспредельны.
Рано или поздно все перспективы, какими бы многообещающими они сейчас ни казались, могут исчерпать себя. В этом случае я убью Слейда. Но возможно, это случится через много лет. Мои способности изобретать все новые и все более причудливые пытки для Слейда кажутся безграничными.
Я спрашиваю себя, почему так? Почему из всех людей в мире я ненавижу и презираю именно Ричарда Слейда?
Может, Слейд первым сделал мне какую-то гадость, но воспоминание об этом не сохранилось в моей памяти? Или я просто страдаю мономанией? Может, мир — это мой ад, а Слейд — моя кара?
Или… Да, наверное, так и есть… Все прошедшие годы я упускал эту мысль из-за ее очевидности. Возможно, я ненавижу Слейда просто потому, что он ненавидит меня, потому, что он преследует, подставляет и терзает меня, сколько я помню, потому, что он сделал все, что в его силах, чтобы разрушить мою жизнь, и потому, что он подбросил сухую ветку, чтобы я споткнулся в темноте и разбил мой телескоп.
Ибо, конечно, я также и Ричард Слейд след бед бедней мертвей серей но я бравый как громила из могилы с рабской силой все пишу сочинение без зрения без зазрения без свечения я вершу я пишу я пишу добро дробно злобно.
* * *
Несмотря на весьма тщательные поиски мисс Барнс, в коробках не обнаружилось никаких других повествований, связанных с вышеприведенным, и ничего, что пролило бы свет на происхождение записей. Позже они перешли в собственность Конференции по искусству Кротеринг-Кингсли.