Рудобельская республика - [54]

Разговор сразу утих. Все подошли ближе к Соловью. Опираясь на ружья, курили и слушали, что говорил председатель ревкома.

— Товарищи партизаны и революционное крестьянство! Немецкой оккупации пришел конец. По договору с Советским правительством немцы должны уже очистить территорию Белоруссии. Но командование оттягивает вывод войск. Видно, мало еще награбили в наших деревнях. Теперь они выгребают все в панском имении, забирают скотину и лошадей, чтоб отправить в Германию. Но разве это панское добро?

— Известно, наше! — загудело несколько голосов.

— Утром мы предложим немцам убраться из волости и вернуть все, что они награбили.

— Бить гадов надо! А вы цацкаетесь с ними, просите да уговариваете. Продались германцу, товарищи комиссары, немчуру жалеете, — закричал, протискиваясь сквозь толпу, молодой кучерявый матросик. — Если боитесь, я поведу. Кто со мной, мужики? — Он расстегнул бушлат, показывая полосатую тельняшку, выхватил наган, готовый тут же ринуться в бой.

— Заткнись, вояка, — сгреб матросика за грудки чуть ли не вдвое выше его ростом Максим Ус.

Партизаны наблюдали, что будет дальше.

— И откуда ты такой сыскался, что трещишь, как старые портки? — подошел к нему, держась за саблю, дед Терешка.

— Тихо, мужики, — успокаивал Соловей. — Вот товарищ Ступень говорит, что мы продались немцам…

— Болбочет дурень лишь бы что. Нечего слушать, — прогудел Микодым Гошка.

— Ему хочется стрелять, чтоб кровь лилася. А мы хотим жить на этой свободной земле. И немецкие солдаты пускай живут. Они такие же рабочие и крестьяне, как и мы. Дома у них семьи. В Германии тоже произошла революция, Вильгельма больше нет. Среди солдат есть социал-демократы и коммунисты. В кого ж мы стрелять будем? В кого будут стрелять они? Оружие мы не выпустим, но оно должно быть в умных руках. Вынудят стрелять, начнем. Только не забывайте, что у них пулеметы, винтовки, патроны. Но за нами сила и правда, потому что никто другой — мы здесь хозяева. Стрелять только в крайнем случае. А теперь слушайте. — Соловей вытащил из кармана лист бумаги и стал читать: — «Приказ номер один Рудобельского волостного революционного комитета. 23 ноября 1918 года.

В два часа ночи на 24 декабря отряду Максима Левкова выступить в Карпиловку, обезоружить охрану волостной управы и установить советскую власть. Отряд Максима Уса занимает деревню Лески. Отряд Ничипора Звонковича — Новую Дуброву. Отрядам Драпезы и Соловья занять имение барона Врангеля.

Во всех деревнях установить советскую власть и организовать комитеты бедноты, которые должны поделить панскую и шляхетскую землю».

И сразу все заговорили:

— От ета справедливо.

— Так давно надо было. — Терешка подошел к Ивану Ковалевичу: — Заберешь тестев хутор и царствуй себе.

— Пусть он подавится этим хутором! — зло ответил Иван.

Отряды начинали расходиться. Мужики, стуча лаптем о лапоть, сапогом о сапог, прятались за разлапистые елки от пробиравшего до костей ветра, который гнал по небу седые тучи с белыми гребнями.

Не знал только крикливый матросик Ступень, к кому прислониться, в ком найти опору. Ему хотелось командовать самому. Но что один сделаешь.

— Становись, Алексей. Пойдем на Лески.

Матрос послушался Уса и молча стал в строй.

Отряды исчезли в лесной чащобе. Только шуршала под ногами мерзлая листва, потрескивали да хлестали по спинам еловые ветки. Поляна опустела.

…Ночью ветер разыгрался еще сильнее. Карпиловка спала глубоким сном, только кое-где лаяли собаки да скрипели колодезные журавли. В темноте мерцал единственный огонек. На него осторожно шли с полсотни партизан во главе с Левковым. Остальные окружили деревню, чтобы вдруг из нее не выскочили патрули и не подняли тревогу.

На крыльцо волостной управы поднялся староста и постучал в двери.

— Wer ist hier?[28] — послышалось из-за дверей.

— Открой, это я, староста. Ну, Михаил Звонкович. Разве не знаешь? Комендант послал.

Послышался топот подкованных сапог, заскрипел засов, зло забурчал спросонья солдат. Как только двери открылись, в коридор вскочил Максим Левков с наганом в руке и схватил солдата за ремень. Винтовка его стояла у стола. Немец побелел и начал поднимать вверх руки.

— Не бойся, камрад. Wir sind Kommunisten. Sie fahren nach Hause, nach Deutschland[29], — спокойно заговорил Максим, подбирая немецкие слова, которые он малость помнил со школьных времен. Вслед за ним в управу зашли человек восемь с карабинами и ружьями. Маленький и верткий Тимох Володько сразу же подбежал к столу и схватил карабин. Немца посадили в угол. Он больше всего удивился, увидев среди «бандитов» услужливого и приветливого продавца из магазина. Узнал еще нескольких хлопцев, которых встречал на вечеринке, и немного успокоился.

— Принимай, товарищ Левков, волость. Сдаю в полном порядке, — серьезно сказал Звонкович.

Вскоре партизаны привели еще четырех разоруженных немцев и посадили их рядом с охранником.

Иван Ковалевич взахлеб рассказывал о своей первой боевой операции:

— Согнулся он в три погибели под Мартиновым гумном, воротник поднял и дремлет. А мы ти-и-ихонько подкрались, из-за ветра и не слышно было, наставили четыре дула да как гаркнем: «Сдавайся!» Он так и сел.