Рудобельская республика - [44]

— Товарищи! — начал он. — Ревком собрал вас сюда затем, чтобы предупредить. Пока не стоит без нужды задираться с немцами и проливать зря кровь. Люди нам еще потребуются для новых боев. А советская власть была, есть и будет. В ревком вы выбрали невеликих панов. Не обязательно нам сидеть только за столами, можно и за пнем решить все наши дела. Выбрали вы и волостного старосту. А раз выбрали, то слушайтесь его. Михаил Звонкович зла вам не сделает. Так я говорю, мужики?

— Что ты, упаси боже! Где то видано, чтоб такой человек… — загудели в ответ мужики.

— Знали, кого выбирали, — подмигнул Соловью Микодым Гошка.

— Значит, так: что Михаил прикажет, надо выполнять. А то раскусят немцы, что люди старосту не слушают, и поставят вместо него какого-нибудь шляхтюка или эсера.

— А и правда, — поддакнул старый Терешка. — Упаси боже, шершень рассядется, так из-под него и не вылезешь. Нехай лучше будет свой человек.

— А теперь, товарищи, нам хочет что-то сказать председатель уездного комитета товарищ Ре… Раевский. То, что он скажет, запомните, а что был тут — забудьте.

Человек в синей косоворотке встал возле Соловья и тоже снял фуражку. Широко поставленные глаза под густыми бровями ласково светились, на голове взъерошились коротко подстриженные черные волосы.

— Товарищи рудобельцы! Тот, кто думает, что немцы здесь будут вечно, ошибается. Советское правительство было вынуждено заключить в Бресте мир с германцами, чтобы остановить войну, собраться с силами и турнуть их так, чтоб и десятому заказали. Раз их пустили, то немного потерпим да посмотрим, чего они стоят. А забудут, что в гостях, дадим им так, что свои острые каски вместе с головами оставят здесь. Тут собрались большевики-партейцы и красные партизаны, поэтому от вас у меня секретов нет. Оккупанты оккупантами. Они — как щепки на реке, поболтаются, поболтаются, и река их выбросит. А советская власть живет везде — в Москве и Петрограде, Смоленске и Бобруйске и здесь, в Рудобелке. Уком временно ушел в подполье, чтоб собрать больше силы, как следует вооружиться, чтоб в любой час быть готовыми ударить по врагу. Из волости вы не должны выпускать ни единого зернышка.

Не все и немцы одинаковы. Среди солдат есть рабочие и крестьяне. Им надоела война, они хотят сбросить вместе с шинелями кайзера Вильгельма. Они не только сочувствуют, но и помогают нам. Постарайтесь таких перетянуть на свою сторону. Немецкие коммунисты передали нам свою газету «Rote Fahne», что значит «Красное знамя». Надо ее незаметно распространять среди солдат. Еще одно хочу вам посоветовать. Соли, керосину, мыла купить у нас негде. А в Бобруйске все-таки достать можно. Через волостного старосту попросите коменданта, чтоб разрешил организовать кооперацию. Ваш надежный человек будет ездить и привозить из Бобруйска все необходимое.

— А спички там есть? — спросил Терешка. — И хоть бы каплю дегтю, а то сапоги, как собачья шкура, трещат.

— Будут тебе и деготь и спички, дядька Терешка, — успокоил старика Левков. А Прокоп Молокович меж тем ходил среди собравшихся и раздавал каждому большие и маленькие листки. На одних крупными буквами было написано: «Ко всем гражданам оккупированной Белоруссии». Другие были усеяны мелкими, кручеными буквами. Не иначе — немецкими. Тут же Прокоп объявлял: кто хочет записаться в большевистскую партию, пусть отдает ему заявление.

— А если я не умею писать? — спросил Терешка.

— Попроси грамотного. Потом и самого научим.

— Учить учи, только на гречку, Прокопка, не ставь, — не унимался старик.

Партизаны смеялись над Терешкиными шутками, улыбались и ревкомовцы.

— А как писать, товарищ Молокович? — спросил Иван Ковалевич.

— Тебя, сморкача, только в партии не хватало, — вскочил Терешка. — Держись лучше за шляхтянские ляжки, так, может, тебе Ермолицкий галагутского петуха в приданое даст.

Иван покраснел и опустил голову. Некоторые засмеялись, потому что привыкли смеяться, что б ни сказал Терешка, другие зацыкали на деда, чтоб умолк.

Соловей нахмурил брови, его тугие загорелые щеки покраснели, будто дед не Ивана, а его попрекнул шляхтянкой.

— А знаете ли вы, дядька Жулега, что та шляхтянка отреклась от богатства, бросила и застенок и родичей? Брат — бандит, а ее к нам тянет. Пиши, Иван, заявление. Двумя руками голосую за тебя. А там и первую советскую свадьбу сыграем.

Прокоп роздал листы бумаги в косую линейку, дал огрызок химического карандаша.

Грамотные, примостившись на пеньке или приспособив стопку листовок, начали писать заявления в Рудобельскую ячейку РКП большевиков от себя и «за неграмотного… по его личной просьбе».

Через полчаса Прокоп собрал двадцать восемь заявлений, написанных химическим карандашом, подписанных где фамилией, где крестиком.

— Товарищи, листовки постарайтесь до утра расклеить на заборах и деревьях вдоль дороги, газеты подкиньте немецким солдатам. Это первое задание молодым большевикам, — сказал Соловей. — А теперь расходитесь по одному, по два. Поищите грибов, черники наберите. Чтоб ни одна собака не пронюхала, где вы были и кого видели.

Мужики, забрав свое грибное снаряжение, разошлись по лесу.