Рудобельская республика - [46]

И действительно, пришел. В школе за узенькими партами и прямо на полу сидели бородатые и среднего возраста мужики, особняком возле печи стояли человек двадцать баб и молодиц. Половинка солнца выглядывала из-за леса и заливала комнату красным отблеском. По улице в туче рыжей пыли тащилось с поля стадо. Слышно было, как щелкает кнутом и клянет лысух и рогуль пастух.

Комендант пригнулся в низких дверях, чтобы не сбить шишак на блестящей каске, стряхнул с мундира пыль и пошел к столу. Следом за ним прибежала Лиза. Бабы искоса посмотрели на нее. «Одна кровь играет в них. Видишь, как выслуживается», — шепнула Микодымиха Параске.

Комендант сел за стол и поманил пальцем волостного старосту. Михаил встал рядом и как-то стеснительно заговорил:

— Граждане и все вобчество, мужчины и бабы, сидим мы при лучине и сами закоптились, как головешки. Керосина нет. И соли, чтоб присолить какое варево, нигде и щепотки не найдешь. Как пахнет мыло, уже бабы забыли.

Видно, Лиза очень точно переводила речь старосты, потому что комендант посмеивался и кивал головой.

— Если же мы сорганизуем кооперацию, соберем паи, выберем лавочника, казначея и всю управу, можно будет то-се привозить из Бобруйска.

— Хоть бы трохи тряпье отмыть да вшей на детях вывести.

— Ботвинью нечем присолить, — заговорили хозяйки.

С последней парты поднялся высокий белявый Прокоп Молокович. Крестьяне переглянулись, зашептали:

— Ишь ты его! И не боится.

— А чего ему бояться? Он же не конокрад какой.

— Пусть нечисть эта нас боится, а мы у себя дома. Вот так!

— Стихните вы! — цыкнула на них Параска.

Прокоп говорил спокойно и рассудительно:

— Што кооперация нам нужна, каждому ясно. Так чтоб попусту не говорить, выберем правление, казначея, продавца. Соберем паи, и пускай едут в Бобруйск. Я думаю, что лучшего казначея, чем Микодым Гошка, нам не найти, а продавцом пускай бы был хоть Тимох Володько. Хлопец он молодой, шустрый. Одним словом, подходит. Ну и Степан Жинко, как грамотнейший, над ними — за старшого. Как вы думаете?

— Думаем так, как и ты! — с другого конца выкрикнул Левон Одинец.

А Лиза, сидя возле усатого немца, все щебечет ему на ухо, все пересказывает, что кто говорит.

Поднялся длинный как жердь Аверков Каленик. Серые волосы свисали аж за воротник магазинного пиджака. С детства он подавал кадило попу и сам собирался пойти в божьи слуги. Когда закрутила всех война да революция, обозлился на весь свет, притаился на отцовском хуторе. По воскресеньям и престольным праздникам пел на клиросе, а иногда, когда не было дьяка, читал «Апостола». А теперь сдурел, что ли? Выскочил, что тот Пилип из конопель, да как ляпнет:

— Пускай паненка перескажет господину коменданту, что тут собрались одни бунтовщики и ревкомщики: и Прокоп, и Левон Одинец, и Параска, и тот же хваленый Микодым. Хватайте их и вяжите!

У всех аж дух заняло от неожиданности. Лиза побледнела, оглянулась по сторонам. Комендант спросил:

— Was sagt dieser Bauer?[21]

Девушка насупила брови, будто подбирала нужное слово, потом улыбнулась и перевела:

— Er sagt Produktionsgenossenschaft das ist gut[22].

Никто не понял, что она сказала. Все со страхом ждали, что будет делать комендант. А он закивал блестящей каской, зашевелил жесткими рыжими усами и через желтую лошадиную челюсть процедил единственное понятное слово:

— Gut! Sehr gut![23]

Кто-то так тряхнул Каленика за пиджак, что он аж язык прикусил. Несколько голосов прошипело: «Иуда, христопродавец!» И все смолкли, будто ничего и не произошло.

Как и предлагал Прокоп, в кооперацию выбрали Тимоха Володько, Микодыма Гошку и Степана Жинко. В бывшей монопольке решили открыть магазин. Комендант разрешил раз в неделю собирать правление и каждый месяц — собрания пайщиков, выписал пропуск для поездок в Бобруйск за товарами.

Рудобельская кооперация развернула свою работу на второй же день. Молодой, маленький, как узелок, и очень расторопный Тимох Володько только недавно вернулся из какого-то далекого солдатского госпиталя и теперь, изголодавшийся по работе, прибивал полки в лавке, собирал по хатам мешки под соль, записывал, что кому привезти. Микодым ходил из двора во двор и собирал паи, чтоб было, как говорил он, за что руки зацепить.

За товарами для кооперации мужчины ездили по очереди. Делали это очень охотно. С пропуском рудобельской комендатуры их нигде не задерживал патруль. Володько даже разрешили брать с собой карабин, чтоб отбиваться, если вдруг нападут «бандиты».

В Бобруйске Володько заезжал на склад, отнятый ревкомовцами у купца первой гильдии в самом начале революции. Хозяин куда-то сбежал, а складом так и заведовал большевик Лиакумович, в свое время назначенный руководителем продотдела. Склад стоял на Березинском форштадте, вдали от людских глаз. Бобруйчане забыли, а немцы и не слышали о его существовании. Густав Шульц выдал Лиакумовичу бумагу с печатями городской управы, которая свидетельствовала, что склад принадлежит товариществу сельских кооперативов. Это утверждала и вывеска, старательно размалеванная заведующим. Лиакумович, человек интеллигентного вида, с пышными, ухоженными усами, в белых манжетах и воротничке, сидел в маленькой кладовке и выписывал товары, а на складе ворочали ящики Борис Найман и Шолом Агал. Под мыло они закладывали мешочки с порохом, пироксилиновые шашки, обоймы патронов, упаковывали пачки газет, которые привозил из Орши Котлович, листовки, отпечатанные в Бобруйске, и номера «Rote Fahne».