Ручьи весенние - [16]

Почему-то всегда на грустный лад настраивал Андрея этот бесприютный, влекомый по степи холодным ветром катун. О мокропогодице, безлюдных, осиротелых полях, раскисших дорогах, близких зимних вьюгах напоминал он ему.

Андрей оборвал рассказ и задумался.

Лошади шли стремя в стремя, в такт ходу поматывая головами. Поскрипывала кожа седел.

Раскрасневшаяся от езды, с выбившимися из-под клетчатой косынки черными вьющимися волосами, Вера была красива. Но Андрей, казалось, не замечал ничего, кроме почвы и засохших, поблекших на ней растений.

Простой, скромной девушке Вере присуща была своя женская слабость: порисоваться красотой рук и ног. И сейчас руки ее были затянуты в узкие желтые перчатки, а ноги обуты в маленькие, надеваемые на шелковый чулок сапожки. На осеннем ветру руки и ноги сильно мерзли, но она и мысли не допускала, чтобы надеть толстые вязаные рукавички или большие сапоги на теплый шерстяной чулок. Выставляя напоказ руки, она часто перебирала, подтягивала поводья, дразня и без того горячего Курагая.

Андрей же ехал по землям «Красного урожая», а мысленно видел Москву, парк имени Горького, Сокольники, куда они часто уезжали с Неточкой слушать музыку… Обычно они шумно врывались в квартиру, проголодавшиеся, веселые, и, пока Дарьюшка накрывала на стол, Неточка садилась за рояль и пела, а он устраивался рядом, смотрел на нее и всегда отыскивал в ней что-нибудь новое. И вот рядом с Неточкой возник танцор, по-хозяйски взявший ее под руку.

«Теперь уж тебе не в чем больше отказывать мне, моя златокудрая Диана!» — снова послышалась та же фраза, так оглушившая его тогда.

Андрей тряхнул головой, но видение не исчезло. Он стиснул зубы и с силой пришпорил коня стременами. Меринок рванулся. Андрей осадил его, и покорный маштак растерянно затоптался, затряс толстой тяжелой головой.

«Отчего ты злишься? Ну, можно ли так?» — мысленно упрекала главного агронома Вера. Несколько встреч, включая и обидный случай у комбайна, прочно привязали ее к Андрею. Он казался ей старым другом, с которым она увиделась после долгой разлуки. Но его слова: «Да вы же в таком случае не агроном, а огородное чучело!» — долго не давали ей покоя. «Ведь я не только агроном, но и девушка! И ты не имел права так грубо обзывать меня…» Но потом она оправдала и этот его поступок: «Будь я на его месте, поступила бы в точности так же. Конечно, он горяч, но это только хорошо, тепленьким здесь быть нельзя…»

Вере было тягостно его молчание. Хотелось как-то развеселить Андрея, отвлечь от мрачных дум, которые, как она замечала, часто не давали ему покоя.

— На этих песках только арбузы сеять. Вырастут, как мой дед говорил, — «под один кавун пару волов запрягай». Правда, Андрей Никодимыч?

Андрей молча кивнул головой.

Вера отвернулась и закусила губу: «Ну чего надулся?» И через минуту заговорила снова:

— А красноурожаевцы никогда не сеяли бахчи. Я интересовалась: почему? Говорят, «земля не подходяща». Давайте посмотрим поближе, какая она…

Неожиданно, словно падая с седла, всадница склонилась вправо, решив, не останавливая коня и не слезая с него, достать горсть земли. «Достану — все будет отлично, не достану, — ничего не будет», — загадала Вера.

Свесившись до предела, казалось, вот-вот готовая выскользнуть из стремян, она рывком схватила полную горсть земли и, с налившимся пунцовой краской лицом, с рассыпавшимися по плечам кудрями, торжествующе протянула землю Андрею:

— Вот смотрите!

Андрей обратил внимание на красивую, затянутую в перчатку руку Веры. «Такая маленькая и такая сильная», — подумал он и с руки невольно перевел взгляд на оживленное лицо девушки.

«Достала! Достала!» — ликовала Вера.

Справа показался холм. Андрей повернул к нему. Кони легко взобрались на его вершину. С холма открылась широкая картина степи.

— Давайте позавтракаем здесь. Я захватил кое-что из московских запасов.

— Я с радостью! — сказала Вера чуть приглушенным грудным голосом и тихонько чему-то улыбнулась.

Они спешились. Вера спутала, разнуздала коней и пустила их на попас, потом сняла с головы косынку и расстелила ее на земле.

Андрей вынул из сумки сверток со сдобными кренделями и ломтиками твердой московской колбасы, и они принялись за еду.

Черные, в крупных завитках волосы Веры шевелил ветер. Они падали ей на шею, на уши.

Радость, не покидавшая девушку во время поездки, все нарастала. Ей казалось, что ее душа готова навсегда вобрать в себя и эту необозримую даль степи, и небо, и терпкие запахи осенних трав. Она готова была сидеть на этом холме долго-долго и слушать, как растет, ширится ее душа, но Андрей поднялся.

— Ну вот, а теперь поедемте дальше, Вера.

— Поедемте, — слабо отозвалась девушка.

Они спустились с холма и поехали по равнине.

— В этой засушливой части степи преобладают узколистые злаки. Вот смотрите, Вера: невысокий типчак и серенький тонконог. А вон и перистый ковыль-волосатик… Замечательное высоковитаминное степное сено дадут эти низинки, если мы к ним приложим руки. — Андрей сделал какие-то отметки на своей карте. — Это не то, что вымахивающая в рост человека лесная травища: в ней много клетчатки, но мало протеинов…