Ни ответственных за работу на току коммунистов, ни комсомольцев тут не было. Главного агронома встретила заведующая током, немолодая полная женщина Екатерина Локотко.
Она жаловалась на непрерывные дожди и от пуши радовалась, что урожай невиданно хорош, что «дело, слава богу, идет…» С круглого румяного лица ее не сходила блаженная улыбка.
— Сушилку в среду исправили, и вот, видите, за три дня подработали и сдали государству без малого шестьсот центнеров. Спасибо району: двадцать пять душ из техникума нам прислали. Пятнадцать мы здесь оставили, а десять — на бригадные тока отправили. Дело-то и закрутилось. Колхозники посвободней вздохнули: у каждого ведь огород, вот и ухватывают… Председатель где, спрашиваете? Ну, он, бедняга, с вывозкой зерна запарился. На полях рожь прямо на стерню ссыпают, а дождь как нарочно… Дороги так раскиселились, что ни одна машина не пройдет. В километре от парома пять трехтонок с зерном с утра буксуют. Надо бы трактор туда послать, выдернуть машины, да все тракторы на зяби… Что же касательно птицы и телят — не серчайте, это раз плюнуть: я свою Маньку от домашности оторву и приставлю с прутиком…
Андрей уже не слушал заведующую. Хлеба лежат, косьба трудная, к уборке в дождливую осень колхозы не подготовлены, о стройке крытых токов вспомнили только за две недели до косовицы, дороги вовсе упустили из виду…
Андрей был доволен только одним, что во время разговора с Локотко удержался от вспышки. «Она меньше виновата, чем я…» Прошел под навес к студентам. Они не спеша ведерками носили рожь в ларь сушилки.
— Здравствуйте, девушки!
— Здравствуйте, — вразнобой ответили молоденькие, одетые в одинаковые спортивные костюмы и оттого похожие друг на друга студентки.
— Отдохните, поговорим. — Андрей опустился на ворох ржи, и девушки окружили его.
Косынки, брови, ресницы их были густо припудрены хлебной пылью, руки испачканы. Кажется, девушек это смущало больше всего. Разглядывая грязные руки, они с любопытством ждали, о чем будет говорить с ними этот красивый молодой человек.
Андрей понимал: от того, как он сумеет подойти к ним, будет зависеть многое в работе на центральном току самого отсталого колхоза. На душе у него было пасмурно, но он улыбался.
— Комсомолки?
— Большинство, — за всех ответила широколицая, чуть скуластая сибирячка Люба Скворцова.
— Вы комсорг?
— А как вы узнали? — Серые от пыли брови и ресницы Любы дрогнули.
— По энергичному лицу.
— Догадливый! — засмеялась Люба, а с ней и все студентки.
— А я главный агроном эмтээс, Андрей Корнев. Вот мы и познакомились. Сегодня вернулся со Всесоюзного совещания и, как Чацкий, — с корабля на бал. Видите, какой порядочек на току? — Андрей махнул рукой в сторону мокнущих ворохов и нахмурился. Нахмурилось и приятное личико комсорга. — Зерна много, а машин и людей не хватает. Значит, надо как-то иначе организовать работу.
— А как? — спросила Люба.
— Давайте обсудим сообща, — предложил Андрей. — Я обещаю на очистку зерна добавить переоборудованную молотилку, на вас же, девушки, и особенно на вас, Люба, возлагаю ответственность — довести мощность сушилки до четырехсот центнеров в сутки. Спросите, как это сделать? — Андрей веселыми глазами окинул примолкших девушек. — А вот как. От ворохов ржи до сушилки примерно шесть метров. Из пяти девушек мы организуем живой конвейер и будем передавать ведра с рожью, как на пожаре. Понятно?
— Понятно, — за всех ответила Люба.
— Но человек с одинаковым напряжением не может трудиться весь день на одной и той же работе: через час-полтора темпы снижаются. Этого допускать нельзя. Значит, опять надо что-то придумать. Давайте вместе подумаем…
Андрей хитровато посмотрел на переглядывающихся студенток.
— Ничего не придумали? А я придумал. Вы, Люба, разделите свой отряд на три группы и меняйте их — то на засыпку зерна по конвейеру, то на передвижку ворохов из-под дождя под крышу навеса, то на трехвеялочный агрегат. Уверен, что так дело, пойдет быстрее и интереснее. Ну, кто со мной на живой конвейер? Только чур — рвать, как из огня: ведь хлеб спасаем!
Андрей сбросил мокрый плащ, фуражку и распахнул руки.
— Первая пятерка, ко мне!
Конвейер был создан.
— Люба, организуйте всех остальных девушек в пятерки и ставьте на другие работы. И давайте соревноваться, кто кого засыплет рожью… Начали! — Андрей зачерпнул ведром рожь и передал его соседке.
Ведра замелькали так быстро, что, казалось, поток их был непрерывен. Смотреть на веселую работу сбежались бывшие на току колхозницы, механик, истопник сушилки, мальчишки.
— Смотри, как забегали! — засмеялась толстая женщина. — Ишь, хитрец, придумал дубину на девичью спину!
— Подождите оскаляться, бабы. Для кого он придумал! Чей хлеб обихаживают? Совесть надо иметь! — возразила другая колхозница. — На своих огородах хлопочем, а хлеб гибнет. Наш ведь хлеб-то!
Ни Андрей, ни студентки, казалось, не слышали этого разговора. Захваченные ритмом работы, они соревновались в быстроте, в ловкости.
— Как весело-то, девочки!
Рожь с шумом сыпалась в питательный ларь сушилки. От разворошенного влажного зерна шел винный, хлебный дух. Андрей с наслаждением вдыхал этот сладостный запах свежей ржи. Раздражение его прошло. Что-то словно бы пело во всем его существе. Казалось, он всю жизнь готовил себя к этому захватывающе-увлекательному заключительному труду земледельца.
