Рубежи - [69]

«Хватит, раскисла!» — обругала она себя и энергично развернула самолет в направлении своего аэродрома. Обернулась к офицеру, тот кивнул головой — задание выполнено.

После посадки Таня медленно шла к своей палатке, и невольно мысли возвращались все к тому же. Жизнь вдали от своего отряда, вдали от подруг была для нее и Зины непривычно тоскливой. Правда, они с Зиной всегда были вместе. И на земле, и в воздухе. В те редкие часы, когда Таня летала без нее, она знала, что Зина ходит по аэродрому и скучает. Она и сама скучала, не видя милых взлохмаченных кудряшек, восторженных больших глаз, не слыша звонкого смеха. Каждый день они имели возможность с высоты птичьего полета видеть охваченный огнем город и стремительное наступление войск, двигающихся беспрерывным потоком по дорогам к Берлину. В свободные часы, усталые и довольные, они, обнявшись, шептались о новой жизни после войны, о новом счастье. Было бы все хорошо, если бы не эта мрачная мысль: почему судьба так жестоко поступила с ней.

Навстречу ей из палатки выбежала Зина. Таня не обратила особенного внимания на ее расстроенное лицо, но все же участливо спросила:

— Что с тобой, Зинок? Ты, верно, скучала без меня. Улыбнись, нам скоро лететь, — она ласково провела рукой по светлым волосам подруги.

— Я была в штабе. Сегодня утром не вернулся с задания капитан Фомин.

Таня вздрогнула.

Зина испуганно смотрела на ставшее в одно мгновение каменным лицо подруги, и, когда Таня, ослабевшая и беспомощная, уткнулась в ее плечо, она, впервые так остро испытывая чувство жалости, прижала к себе вздрагивающее тело подруги.

11

Осколок зенитного снаряда ударил по консоли крыла. Начала рваться обшивка. Истребитель все больше кренился на поврежденное крыло. Пытаясь удержать хотя бы еще немного самолет в горизонтальном положении, Михеев левой рукой сорвал потускневшую маленькую фотокарточку Кондика с приборной доски и сунул ее за борт куртки. Раскрыв замки привязных ремней, он открыл фонарь кабины и в тот момент, когда самолет лег на спину, вывалился из кабины. Захлебываясь воздухом, вертясь как волчок, Михеев рывком выдернул вытяжное кольцо парашюта и в ту же секунду повис на спасительных стропах. «Третий вынужденный прыжок за войну», — подумал Федор. Высота не более трехсот метров… Вовремя! Внизу немецкий аэродром. В воздухе он вынул пистолет, перезарядил его и впился глазами в землю. В стороне ухнул взрыв. Кажется, от удара взорвался его самолет. Федор приземлился на взрыхленную от бомб землю в одном-двух километрах от аэродрома. Кое-где виден был выжженный желтый кустарник, так и не успевший позеленеть в эту весну. Слышны звуки пулеметных очередей. До города тридцать-сорок километров. Аэродром рядом. Он знал его раньше. Не один раз они пролетали здесь, а сегодня блокировали, не давая взлететь немецким истребителям.

Все же звено истребителей пронеслось над головой.

— Подбили, дьяволы! Как не вовремя! Куда идти? Каким образом, минуя огни и тысячи пуль, пробраться к своим?

Михеев свернул парашют и втащил его в воронку от бомбы. Еще звено промчалось, набирая высоту. Михеев посмотрел вверх: над головой чисто; немного в стороне — трассы зенитных разрывов и черные полосы от горящих машин. Он прижался к сырой стенке воронки. Ему ничего не оставалось делать, как ждать. Скоро стемнеет, тогда он что-нибудь придумает. Очевидно, немцам не до него сейчас, а может быть, в задымленном воздухе они не видели парашюта, раскрывшегося почти у земли.

Так просидел он несколько часов с зажатым пистолетом в руке. Стало темно. Прямые, беспокойные прожекторные лучи шарили по небу. Михеев вдыхал пропитанный дымом воздух, прислушивался к орудийным залпам и думал: «Попробуем. Будь, что будет…» Он вылез из воронки, потянулся и осторожно, всматриваясь в темноту, пошел к аэродрому, где стояли немецкие «мессершмитты».

Миновав караульные посты, он был уже непосредственно на границе аэродрома, когда внезапно услышал рядом шаги. Прятаться было поздно и негде. Чувствуя холодок в спине, он выпрямился и, не скрываясь, пошел к темным силуэтам двух самолетов, видневшимся недалеко впереди. Трое немцев с автоматами прошли рядом, что-то крикнув на ходу в его сторону. Михеев кивнул головой и продолжал идти непринужденно, чуть вразвалку. Кое-где появились еще фигуры людей, очевидно механиков — с карманными фонариками. Небо на востоке посветлело. В его распоряжении не более получаса. Лучше бой, лучше отказ мотора над лесом, лучше десяток вражеских самолетов в небе, чем это мучительное состояние.

Наконец он дошел до самолета и взялся за холодное крыло рукой, чтобы перевести дух. Расставленные по всей границе поля самолеты не были замаскированы. Значит, с рассветом они должны были взлететь.

Он взобрался на плоскость, открыл фонарь кабины. Приборы светились фосфорическим слабым светом. Без парашюта в кабине сидеть было неудобно. Федор прижался к спинке сиденья, уперся ногами в педали и, включив аккумулятор, проверил по приборам заправку горючим и воздухом. В порядке. Свет на концах крыльев горел ярко, демаскирующе. Черт возьми, он забыл, где у этих самолетов кнопка выключения ночных огней! «Э, все равно пропадать!» Один из механиков вынырнул из темноты и что-то сказал.