Рубежи - [66]

«Хорошая русская пословица — «бог троицу любит», — злорадно подумал он и нажал на кнопку пулеметов. ПО-2 рванулся вверх и в сторону. Трасса пуль прошла рядом с ним, рассыпавшись по земле. Грюнтер дернул ручку управления и в этот миг с ужасом понял — поздно! Слишком велик угол пикирования и мала высота. Он дико закричал и сумасшедшими глазами впился в страшную массу земли.

Тяжелый звук взрыва, и огненный клубок рванулся вверх. ПО-2 низко пролетел над горящими остатками «фоккера» и скрылся за горизонтом.

* * *

Выключив мотор, девушки спрыгнули с плоскости самолета на землю. Усталые, но счастливые, они обнялись.

— Машенька, как он взорвался, — взволнованно проговорила Зина Торопова, — ужас один. Так и надо, черт паршивый!

— А признайся, здорово испугалась? — Маруся Левченко лукаво посмотрела в лицо Зины.

— Сначала немножко. Сама понимаешь, что осталось бы от нашего ПО-2, если бы… подумать страшно! Но ты молодец, вовремя увернулась.

Радуясь, они гладили крыло своего самолета.

— Спасибо, старичок, не подвел.

Докладывая капитану Фомину о местах расположения немецкой танковой части, они предложили немедленно послать штурмовиков, а лучше бомбардировщиков, так как танки, врытые в землю, превратились в огневые точки. О гибели немецкого истребителя Фомин приказал подробно написать в письменном донесении и с данными разведки отправить в штаб авиационного соединения на связном самолете.

Зина вышла из палатки и вдруг увидела Таню Родионову. Исхудавшая, все еще бледная, она бежала навстречу. Подруги обнимались, тормошили друг друга, наперебой говорили.

Таня час назад вернулась в отряд и разом окунулась в его боевую жизнь. Ее радовало все: подруги, самолеты, весенняя земля и небо, и то, что она вернулась в строй. Разговаривая с Фоминым, она видела, что он ничем не выдает своих чувств. Его слова были просты, сдержанны, и она в душе была благодарна ему. Узнав от него адрес Губина, Таня, волнуясь, исписала маленький листок бумаги, сложила его треугольником и отправила. От мысли, что Николай где-то близко, Таня испытывала пьянящее головокружение. Радостно улыбаясь, она мечтательно смотрела в небо.

Покусывая травинку, Зина обиженно проговорила:

— Таня, чему-то ты радуешься, улыбаешься и молчишь.

— Прости. У меня сейчас такое на душе, что хочется обнять весь мир… или лучше так — сесть в самолет и взлететь вон к тому одинокому облачку, долго летать рядом с ним.

— За чем же остановка? Садись и лети. Ой, смотри, Таня, а облачка уже нет!

Ослепительно чистое, голубоватое небо лучилось ласкающим светом, пробуждая забытое чувство неги и беспечного спокойствия.

Порой появлялось маленькое облачко, неизвестно откуда взявшееся, и, повисев немного, исчезало, растворившись бесследно в чистом воздухе. Девушки всматривались в манящее небо. Таня прижала Зину к себе.

Они готовы были чуть ли не расплакаться от избытка нежности, но вдруг прислушались: недалеко начала бить артиллерия. Звуки выстрелов отчетливо доносились до прифронтовой площадки, где в эти дни базировался авиаотряд. Зина взглянула на часы.

— Теперь будут ухать часа два. Сейчас бомбардировщики пойдут.

— Я как-то отвыкла от этих звуков, пока была в госпитале, и теперь не знаю, радоваться или пугаться.

— Радуйся: скоро конец. Ты понимаешь? Конец!.. Смотри, — Зина указала на посадочную площадку. — ПО-2 садится. Кто бы это мог быть? Вроде все наши девушки на земле.

Они привычно смотрели, как самолет мягко приземлился в начале полосы и подрулил к командному пункту, рядом с которым стояли девушки.

Из палатки вышел Фомин.

— Слышите, как бьют, — сказал он, приближаясь к девушкам: — чудесная музыка. Только что я получил приказ: вы обе завтра утром улетите в штаб соединения и останетесь там.

Таня не могла понять сразу, что больше взволновало ее: приказ, выполняя который она расстанется с подругами, или глухой взволнованный голос Фомина. Его лицо выглядело усталым и болезненным. Она вдруг поняла, что чувство его к ней не угасло и что ему трудно скрывать это.

— Вы будете летать для связи, — продолжал он, обращаясь к Родионовой. — В бой вам нельзя, пока не поправитесь окончательно. Пойдемте, я вручу вам приказ…

Таня кивнула вслед убежавшей в общежитие Зине и пошла рядом с командиром. Фомин придержал ее за руку.

— Слушайте, Таня, я должен сказать вам. Я давно люблю вас. Как-то получилось, что в своей жизни я полюбил впервые.

Тане кажется, что голос до нее долетает откуда-то издалека, и она не сразу воспринимает смысл слов, мучительно прислушиваясь.

Они не заметили, что летчик, прилетевший на ПО-2, направился к ним.

— Возьмите это письмо, — продолжал Фомин, — там адрес. Может быть, ответите, но только читайте, когда будете на месте.

Скользнув невидящим взглядом по фигуре остановившегося в нескольких шагах летчика, Таня слабо и неуверенно придержала за руку Фомина, сделавшего движение уйти.

Фомин вздрогнул, притянул ее к себе, поцеловал в губы и торопливо зашагал к командному пункту. В руках Тани остался конверт. Она видит упрямо шагающего Фомина и боится признаться себе, что обижена его быстрым уходом. К действительности ее вернули чьи-то быстрые удаляющиеся шаги. Она обернулась. Незнакомый летчик бежал к самолету, почти прыгнул в кабину и махнул рукой технику. Мотор, чихнув несколько раз, заработал. Таня, испытывая смутную тревогу, смотрела в ту сторону, пока самолет, взлетев, не скрылся за лесом. Она удивилась этой торопливости; вот и Зина бежит к ней, и почему-то лицо у нее испуганное.