Рубежи - [44]
«Как тихо сегодня», — подумал Астахов.
Вдруг он услышал ровный рокот мотора. Прислушался. Где-то на небольшой высоте летел ПО-2. Казалось, по спокойной глади огромного озера не спеша плывет моторная лодка и своим рокотом будит тишину ночи.
Кто там летчик? Может, одинокий легкий ночной бомбардировщик тащится на выполнение боевого задания? В памяти Таня. А вдруг это она летит сейчас на своей «керосинке», одинокая, как утлая лодочка в безбрежном океане. Астахов представил себе Таню в кабине: ее лицо в овале шлема, глаза, внимательно вглядывающиеся во тьму ночи… Писем нет. Слишком быстро меняется обстановка, слишком часто меняются аэродромы, да и жизнь какая! До писем ли! Хотелось бы ему знать, что делают, о чем думают девчата в боевом полку, и хватит ли у них сил бороться не только с врагом, но и с собой… Теперь он уже примерно знает, что они далеко не «слабый пол» и, может быть, их мужеству не грех позавидовать и многим мужчинам на фронте…
ПО-2 пророкотал где-то близко и постепенно затих; летел он на запад. Значит, действительно бомбардировщик. А может быть, кто-то полетел в тыл врага, чтобы к рассвету спуститься где-нибудь на лесной полянке, где его с нетерпением ждут партизаны.
Астахов представил себе картину: засыпанный снегом лес, неподвижные ели с тяжелыми хлопьями снега на ветвях, дымные костры на поляне, самолетик на сизом от утреннего сумрака снегу и люди, бегущие к нему.
Сколько существует таких полян? Николай как бы воочию увидел беспредельные равнины родной земли, леса, деревни, города, Москву, шагающих по Садовой сибиряков и дальневосточников. Великая Родина! Она не спит, как не спят они, ее защитники. Она борется… Два дня назад ему и Виктору удалось побыть в Москве один час. Они успели разглядеть только Красную площадь, где совсем недавно был парад. На Москву спускались ранние зимние сумерки. В пролетах улиц сгущался сизоватый морозный туман. Холодная мгла скрадывала очертания неосвещенных зданий-громад. Темнеющая Манежная площадь казалась пустынной. Но в московской приглушенности было уже что-то новое, спокойно радостное. Величаво уходили в вечернее, густо синевшее небо высокие башни Кремля. Над шпилем Троицкой башни на фоне вечерней синевы крупно выделялось какое-то темное массивное пятно, похожее на шапку. Такие же пятна виднелись над шпилями Спасской и Никольской башен, мимо которых проходили друзья. Это были маскировочные шапки из досок, укрывшие собой светоносные рубиновые звезды.
Глядя на темневшую в небе шапку Троицкой башни, Астахов думал тогда: там скрыта звезда. Придет день, и она снова загорится над Москвой, над миром. Война не окончена, впереди много тревог, много боевых вылетов, много опасностей, и, может быть, их жизнь оборвется где-нибудь в небе, но звезды Кремля не погаснут. Они зажжены навечно…
Глухой залп заставил его вздрогнуть. Астахов прислушался. Грохот нарастал…
Была еще ночь. Только на востоке чуть-чуть брезжило. На западе в темном лиловом небе вздрагивали яркие, вспышки огня, охватившие весь горизонт. Летчики, пристегивая на ходу планшеты, бежали к самолетам. Виктор кричал на ходу:
— Коля, слышишь музыку? Вот, брат, героическая симфония… — он задыхался от волнения и бега. Шумно дыша, прибежал Губин.
— Готовь самолеты! — кричал он на ходу.
— Самолеты готовы, товарищ капитан, — откликались механики.
Народу на аэродроме становилось все больше. С напряжением вглядывались в далекие вспышки. Оттуда над снежными полями могучей непрерывающейся лавиной катился тяжелый грохот тысяч орудий, выбрасывающих снаряды на немецкие укрепления. Наступление началось.
Пришли подполковник Лебедь, замполит, начальник штаба.
Рассвет на востоке разгорался. Уже видна стала зубчатая кромка далекого леса, ясно обрисовывались на светлом небе три дерева на краю аэродрома.
Лебедь взглянул на часы и громко произнес:
— Товарищи!
Все притихли мгновенно.
— Товарищи! — еще громче повторил командир. — Дан приказ начать генеральное наступление по разгрому врага. Сейчас наши самолеты вылетят на помощь наземным армиям, которые начали гнать немецкие дивизии от стен священной для нас столицы, гнать с нашей земли. Бейте врага с еще большей яростью, не давайте ему пощады. Здесь, под Москвой, будет для него начало его конца… Поехали, друзья!
Оглушительное «ура» на минуту было сильнее артиллерийского шквала.
Еще минуты, и самолеты один за другим поднялись в посветлевшее небо и, построившись, полетели туда, где все еще грозно бушевал артиллерийский гром.
СКВОЗЬ ГРОЗЫ
1
В доме сбежавшего немецкого фабриканта сохранилась какая-то особенная, довоенная чистота; по паркетному полу страшно было ходить: в глубине его возникали мерцающие красновато окрашенные отражения людей; массивная дубовая дверь с невероятной решительностью отстаивала независимость этого домашнего мирка от всего, что делалось снаружи, будь то дождь или вьюга или даже война со всеми ее разрушениями. Однако война все же вошла в этот дом: хозяин сбежал.
Девушки-летчицы, вытянувшиеся строем по комнате, кажутся здесь воплощением жизни, а не войны. Ни солдатские сапоги, ни выцветшие гимнастерки не в состоянии скрыть от внимательного взгляда миловидных девичьих лиц, а кое-где припудренных носов и даже наскоро подвитых локонов.
