Рубежи - [40]

— Разрешите об этом доложить вам завтра! Я должен проверить…

— Хорошо, — чуть помедлив, согласился командир, И, заканчивая совещание, дал задание на утро: кому сопровождать штурмовиков, кому лететь в разведку, кому патрулировать над аэродромом.

…В столовой за ужином была тишина. Потеря двух товарищей подавляла. Так же молча разошлись по своим койкам в общежитии. Еще не успели заснуть, пришел Губин. Он отозвал Астахова в сторону и, передав ему то, что говорил командир полка, спросил:

— Ты видел Куракина в бою?

— Нет!

— Н-да, — крякнул Губин. — Ну, это я выясню.

Он ушел.

— О чем он? — спросил подбежавший Виктор.

Астахов рассказал.

— Знаешь, не люблю водку, а сейчас напился бы, кажется… — мрачно проговорил Виктор.

Астахов не ответил и вдруг решительно направился к койке Куракина. Тот сидел, склонившись над гимнастеркой, — пришивал чистый подворотничок. Он вскинул на Астахова встревоженный взгляд и оживленно спросил:

— Ты писем не получал сегодня?

Астахов хотел зло выругаться, но сдержался. Глядя Куракину прямо в глаза, он, не отвечая на вопрос, сказал:

— А как ты думаешь, Степан, сумел Тихонов выпрыгнуть с парашютом?

— Н-не знаю.

— А ты разве не видел, как его подбили? Ты же его ведомый?

— Я видел сзади… Он спокойно набирал высоту, а затем его, вероятно, ударили спереди, и он сразу задымил. Потом я ничего не видел, так как меня тоже могли атаковать, и я принял меры.

— Какие?

Лицо Куракина дрогнуло. Он отложил гимнастерку.

— Это что? Допрос?

— Нет, просто хочется разобраться, почему Тихонов погиб. Сегодня, говорят, на командирском совещании спрашивали…

— Что? — поспешно спросил Куракин.

— Вот что, дорогой, — еле сдерживая злость, отвечал Астахов, — Тихонов остался один, его не выручили, он из-за нас погиб! — выкрикнул он уже громко.

Около них собрались летчики, прислушиваясь к разговору. В Куракине сомневались многие. В боях самолета Куракина никто не видел. Где он был, не знали. Но Степан прилетал всегда на аэродром вместе со всеми и без боевого комплекта снарядов. На вопросы отвечал одно и тоже: дрался в стороне. Случалось, говорил и о том, что сбивал вражеские самолеты. В сегодняшнем бою он снова, очевидно, не был, иначе он мог бы объяснить гибель своего ведущего.

— Степан, — еле сдерживая себя, продолжал Астахов, — я не спрашиваю тебя сейчас, где ты бываешь во время боев, но ответь, куда ты расходуешь снаряды? Это ты скажи, а то, знаешь, всякое бывает!

— Ты что, грозишь?

— Пока нет.

— Ну, так если хочешь меня опозорить, — продолжай свое грязное дело. Я дерусь, как все! А если не могу держаться около своего ведущего, так в этом виновато отсутствие достаточной тренировки, опыта… Неужели мне не жалко Тихонова! Но разве я виноват? Я видел, кто-то горит, а кто…

— Вот что, Куракин, — Астахов встал, — я буду рад, если мы ошибаемся. Поверь этому.

Астахов отошел. Разошлись и летчики. Но в их молчании чувствовалась глухая вражда к Куракину.

Куракин огляделся. Никто на него не смотрел. Он резким движением откинул на койке одеяло, лег, не раздеваясь, и затих.

* * *

Утром группа в составе восьми самолетов вылетела по тревоге на перехват немецких бомбардировщиков.

По тону, каким командир полка отдавал приказ «любой ценой предотвратить бомбардировку», Губин и его семь летчиков поняли, что дело «пахнет керосином».

Летели на юго-запад. Воздух был чистый, прозрачный. Встреча должна была произойти над своей территорией. Внизу расстилались ослепительные снежные пространства, кое-где темнели леса и редко разбросанные деревушки.

Перед самым вылетом Губин, отведя в сторону Астахова и Корнеева, тихо и быстро проговорил:

— Последите за Куракиным, поручаю его вам.

Еще не вышло расчетное время, как появился противник. На пересекающих курсах, километрах в шести от них, в боевых порядках шло около двадцати «юнкерсов».

В стороне и выше Астахов заметил четверку истребителей прикрытия.

Астахов мгновенно оценил обстановку: сложное дело… Были бы одни пикировщики. А с истребителями будет трудно, очень трудно!..

Но Губин, маскируясь облачностью, уже уверенно шел на сближение. Его решительные действия разогнали сомнения Николая.

Астахов посмотрел в сторону Куракина. Тот был на месте. Губин скомандовал: «Первая атака всей группой». Самолетов было слишком мало, чтобы их делить, требовался мощный удар. Немецкие истребители не могли предотвратить внезапного нападения из-за облаков, и два головных «юнкерса», обволакиваясь черным, как нефть, дымом, неуклюже перевалились на нос. Третий тоже задымил, но продолжал лететь. Строй бомбардировщиков рассыпался.

Выйдя из атаки и осмотревшись, Астахов резко увеличил обороты мотора: он снова пошел на сближение с бомбардировщиками, которые упрямо шли по заданному курсу.

Внезапно на левой плоскости появилось несколько рваных отверстий. С предельно близкой дистанции он ударил по моторам «юнкерса» и резким маневром ушел вверх.

«Счастливчик пока». Астахов плотнее прижался к спинке сиденья. Он не мог видеть, как падал подбитый им «юнкерс», но впереди себя внизу он заметил круто снижающийся истребитель с яркой звездой на фюзеляже. Не раздумывая, Астахов пошел за ним, чтобы обеспечить ему безопасность посадки. Но истребителя не преследовали, — очевидно, было не до него. Без труда догнав подбитую машину, Астахов узнал по номеру самолет Вити Корнеева. На секунду он забыл обо всем, не в силах оторвать глаз от падающего друга. Мотор и кабина были в огне.