Рубежи - [24]

Крутится, вертится, мчится вперед…

И кто его знает, и кто разберет:

Откуда он мощность такую берет…

Тем временем Виктор, не принимавший участия в разговорах, молча положил перед Астаховым исписанный листок. Это было письмо Михееву.

«Друг Федя!

Помнишь, мы наблюдали за полетами истребителей над городом? Ты говорил, что ими, наверное, управляют боги — не люди. А теперь сам летаешь на таком самолете, да и мы не отстаем. Скорее бы в боевой расчет! Обстановка в мире что-то не очень нам нравится. Хотелось бы видеть тебя, поговорить. Знаешь, чем мы занимаемся сейчас, в эти свободные минуты, которые называют личным временем? Попробую рассказать. В одном углу поют, в другом бьют костяшками домино о стол (говорят, без стука игра теряет смысл), кто-то рассказывает анекдоты, и от веселого «детского» смеха дрожат стекла… а некоторые ухитряются не замечать ничего кругом, мыслят наедине с собой, как, например, Астахов. Он почувствовал себя настоящим покорителем голубых просторов и вчера в воздухе померялся силами с летчиком-испытателем, в результате — взыскание. Куракин говорит — тайга виновата. Она воспитывает у людей звериные инстинкты с детства, и они нет-нет да вдруг и проявляются. А вообще, веселый у нас народ, живем по правилу: мудр тот, кто постоянно бодр и весел. Порой эти качества доставляют неприятности, и, чтобы привести нас в норму, на помощь приходит старшина, и мы топаем по городку строевым шагом минут тридцать… Хороший моцион перед сном: и спишь крепко, и страсти утихают. Я думаю, и сейчас это может повториться: проигравшие игроки в домино лезут под кровати, а ползти нужно через весь ряд. Десятка два здоровых хлопцев с лужеными глотками смеются так, что собственного голоса не слышно.

Ну, пиши, друг! А то опоздать можешь — уедем…»

2

За широкими воротами городка — аэродром.

Начинается он огромными ангарами. Около них множество беспорядочно стоявших монопланов с обнаженными моторами. Техники в замасленных комбинезонах, сидя на стремянках перед двигателями, молча и сосредоточенно устраняют неисправности.

За ангарами длинная, теряющаяся где-то на границе аэродрома линия самолетов, готовых к полетам. Их тупые носы обращены вперед, в открытое пространство широкого квадратного поля, с трех сторон окруженного частым кустарником, темнеющим далеко впереди тонкой полоской. Густая трава блестит росой. Солнце только что взошло, разбрызгав косые лучи по блестящей поверхности крыльев. Тишину нарушают лишь редкие голоса механиков да мягкий шумок автомашин-бензозаправщиков.

Механики торопятся: их крылатые детища, отдохнувшие за ночь, вот-вот покинут свои стоянки.

Группами, строем пришли курсанты. Короткие, торопливые слова команды — и люди рассыпались по самолетам, поспешно усаживаясь в кабины. Запущены моторы. Кажется, вместе с землей дрожит и воздух. Клубы пыли мощными потоками уносятся назад за хвосты самолетов, увлекая за собой сухие травинки, стебли, веточки.

Временами, на несколько секунд, гул моторов резко усиливается; тогда слышно, как дрожат стекла ангаров. Момент взлета близок. Автомашины ушли колонной к центру поля. В воздухе появилась ракета, и самолеты звеньями, образуя косые линии, трогаются с места и рулят к взлетной площадке. Взлет! Шум мотора становится ровней и тише. Через минуту стальные птицы, круто набирая высоту, собираются группой над летным полем. Самолеты поднимаются все выше, постепенно стушевываясь, принимая форму чудовищных птиц, затем скрываются в задымленной солнечной дали.

Руководитель полетов, командир отряда Брагинский, проводив взглядом самолеты, обратился к инструктору:

— Как поступили с Астаховым?

— Начальник школы не изменил данного мной взыскания.

Брагинский сидел на раскладном стульчике около радиостанции. Инструктор стоял рядом.

— Дешево отделался, — в раздумье проговорил командир отряда, — за такие вещи обычно он сам наказывает.

Брагинский встал, взял в руки маленький флажок и поднял его над головой.

— Штиль! Хотя бы ветерок подул. Пыль до сих пор висит над взлетной.

Несмотря на ранний час, было жарко. На небе ни облачка. Брагинский снова опустился на стул, расстегнул ворот гимнастерки.

— Когда же выходной за сегодняшнее воскресенье? — спросил инструктор, присаживаясь рядом.

— Совсем забыл. Выходной во вторник. Приказ полковника. Нужно закончить маршрутные полеты. К двенадцати приготовьте машины.

Тишина. Сначала робко, нерешительно, но потом все громче зазвучали над землей нехитрые серебристые трели жаворонков. Они на границах аэродрома и, кажется, привыкли к самолетам: не уходят с облюбованных мест, но держатся от центра поля на почтительном расстоянии.

Брагинский достал портсигар, но закурить не успел: затрещал звонок полевого телефона.

— Капитан Брагинский слушает.

Через минуту Брагинский медленно положил трубку на место и некоторое время молча смотрел куда-то в пространство. Лицо его потемнело, слегка вздрогнули плотно сжатые губы. Инструктор торопливо встал, чувствуя, что случилось что-то неожиданное.

— Звонил полковник… — сделав минутную паузу, Брагинский тихо добавил: — Немцы перешли границу. Объявлена боевая тревога. Самолеты на посадку! Приготовить к боевому вылету. Боеприпасы на аэродром. Может быть, сегодня придется драться с немецкими бомбардировщиками.