Рубежи - [21]

— Я знал! — Все обернулись к нему. Он сказал, что видел, летая с курсантом в зоне, самолет на бреющем полете в районе соседнего села, но не знал, кто летал.

Астахов понимал, что Виктор возмутится этой неправдой: ведь видел он, Виктор, а не Астахов, но это его не смущало. В конце концов он тоже знал об этом и как один из комсомольских руководителей обязан был довести дело до конца.

— Больше ничего?

— Ничего.

— Почему вы не сообщили об этом никому? — сухо спросил Кубарев.

— Я собирался это сделать, но не успел: это было три дня назад, кроме того, я не знал, кто летал на этом самолете.

— А вы знали, что Сенников и Петроченко решили повторить эти полеты в День авиации?

— Нет, не знал.

— Куракин, что вы скажете?

Куракин вздрогнул и не спеша встал. Лицо его было бледнее обычного, он заметно волновался и молча смотрел в сторону.

— Вы знали, Куракин? — повторил вопрос начальник.

— Знал.

— И Астахов знал?

— И он знал…

У Астахова перехватило дыхание. Кровь бросилась ему в лицо. Куракин глухим голосом продолжал:

— Я и Астахов были на вечере у начлета. Там Сенников говорил об этом.

Астахов не мог больше молчать.

— Неправда! Они пили за какую-то удачу в День авиации, но я не мог знать, о чем идет речь.

От волнения у него дрожали руки, и, чтобы не сказать что-нибудь лишнее, он замолчал.

— У меня нет оснований вам не верить. Разберемся. Я хочу, чтобы вы поняли, как нужно поступать в будущем.

Астахов долго не мог уснуть в эту ночь.

Он видел, как тяжело переживают курсанты ничем не оправданную гибель Сенникова и Петроченко. Не мог понять, зачем Куракину понадобилась эта грубая ложь. Но, чувствуя себя до какой-то степени виноватым, готов был простить ему это, тем более, что Куракин в последние дни стал неузнаваем: разговорчивость его сменилась угрюмым молчанием, взгляд стал беспокойным. Казалось, что какая-то неотвязная мысль не дает Степану покоя.

* * *

— Тебе здорово повезло, друг! Одесса, Украина, галушки, вареники, а там, смотришь, и горилка добрая…

— А сады какие, а небо, а воздух! Видал ли ты когда-нибудь, как высоченные тополя острой вершиной упираются в звездное небо? Не видал? Значит, увидишь еще. Там сама земля — цветущий рай. А какие просторы! За неделю не облетаешь.

— Э, хлопцы, везде Родина. Я думаю, и на Севере не пропадем. По мне, жить там, где за весь год ни разу снег не скрипнет под ногами, — лучше вообще не жить. Я не видел твоих тополей, но зато я видел лес, укрытый толстым слоем снега, и ощущал такую тишину тайги зимой, когда за километр можно услышать, как белка шишку грызет…

В просторном зале аэроклуба курсанты-выпускники организовали отдельные группы, и каждый находил свою прелесть в тех местах, куда направляла их Родина; день выпуска совпал с призывом в ряды Красной Армии.

Курсанты уезжали в военные летные школы, с ними отбывала и часть инструкторов, фамилии которых были пока неизвестны.

Не скрывая чувства зависти к тем людям, которым они дали путевки, Астахов с Корнеевым смотрели на озабоченно-счастливые лица бывших своих курсантов и говорили:

— Ну что же, хлопцы, ни пуха вам ни пера. Ждите и нас, может быть, и мы приедем вслед.

В день выпуска прибыли делегаты от станкостроительного завода. Они принесли в подарок аэроклубу красиво сделанную модель самолета. Модель тут же подвесили к потолку. Выпуск прошел весело и оживленно.

Через два дня стало известно, что несколько инструкторов, в том числе Астахов, Корнеев и Куракин, направляются в школу летчиков истребительной авиации. Куракин опять стал самоуверенным и общительным; все было забыто, и установились прежние отношения. Все трое, как когда-то в родном городе, в возбужденном состоянии готовились к отъезду…

Вечер был по-осеннему холодный. Но Астахов не замечал этого. Он вышел из аэроклуба минутой позже Тани, ругая себя за свою нерешительность; давно следовало подойти к ней.

С утра в аэроклубе, на аэродроме, на волейбольной площадке они искали глазами друг друга…

Когда Тани не было видно, он беспокоился и каждую минуту ждал ее появления, а когда она, была рядом, к нему приходило глубокое счастье и прилив какой-то бурной веселости.

Скорый отъезд обострил чувства. Астахов не мог представить себе, что может уехать, не попрощавшись, не сказав Тане, как она дорога ему, как нужна…

Николай выбежал из ворот аэроклуба и почти столкнулся с Таней. Она стояла недалеко от выхода.

— Скажите, Таня…

— Да, я ждала вас.

Астахов мгновенно понял: она сильнее его. С какой решительностью это сказано! И кажется, что она совсем не волнуется… Нет, это только кажется. Ее руки дрожат, и какие они холодные, эти руки.

— Таня, вы знаете…

— Да, знаю…

Ее глаза светились радостью. Он нагнулся и неловко поцеловал Таню.

— Пойдем. Проводи меня.

У себя в комнате, перед тем как лечь спать, Таня записала в дневнике:

«Он уезжает. А я остаюсь… Я понимаю, это цель его жизни. Это нужно. Но как долго его не будет рядом! Страшно подумать».

На другой день, простившись с друзьями, Астахов, Корнеев и Куракин уехали в один из городов на юге.

Таня осталась работать инструктором в аэроклубе.

ИСПЫТАНИЯ

1

Вот она, «большая авиация»!

Широкий, тупой нос, короткий, толстый фюзеляж с тесной кабиной и очень маленькие крылья. Истребитель! Недавний предел мечтаний.