Рубежи - [117]
Астахов не сразу ответил. Заманчивое предложение: есть возможность увидеть коренных жителей севера, поговорить с ними. Сильный народ. Глубокой полярной ночью носятся по тундре на собаках, на оленях; сутки, двое, иногда трое среди снегов, под северным сиянием, в сопках, у берегов моря; и когда север бушует с неистовством неукрощенного зверя, он не пугает людей. Много слыхал Астахов рассказов о рыбаках и оленеводах Крайнего Севера, а вот близко встречаться не доводилось.
— Добро! Поеду.
— Вот и отлично! Ни пуха, ни пера. Прихвати ружье, ракеты, бортпаек. Ботов приказал. Север есть север…
— Хорошо, только охотник из меня…
— Тут, брат, обычай такой. В тундре без ружья, как в море без лодки. Действуй. Это тебе партийное поручение.
Вот так и случилось увидеть Астахову еще один север, жестокий, неумолимый, страшный для того, кто не научился еще противопоставить себя, свою силу силе стихии.
Тридцать километров. Они промелькнули быстро, почти незаметно. Нарты, поскрипывая, легко скользили по утрамбованному снегу, изредка подпрыгивая на торосистых местах. Астахов не мог даже в своем воображении представить себе белую до боли в глазах тундру какой-нибудь другой… Снег, снег, снег… Тусклый свет, тусклого короткого дня не успокаивал, а тревожил, и эта жуткая белизна… Нет, она уже не пугает. Снег искрится, переливаясь нежными, морозными красками, и тишина убаюкивает, ласкает.
Укутанный в оленьи меха хозяин нарты, молодой парень, почти всю дорогу молчит, только часто причмокивает губами. Но его молчание не казалось обидным. Он с таким восторженным любопытством поглядывал на Астахова, и столько было доброты в этих коротких, пристальных взглядах, что Астахов невольно улыбался… Сколько ему, двадцать, двадцать пять? Трудно понять. Губы тонкие, упрямые, «пожилые», и щеки смуглы, обветрены, а вот глаза, светлый чистый лоб, как ночь, черные волосы, совсем молодые.. Он иногда откидывает капюшон, подставляя ветру лицо и голову. Нет, это не лихость, скорее привычка, трудно доступная пониманию: мороз за тридцать градусов… Хорошо, что нарты иногда потряхивает на жестких складках слежавшегося снега, иначе клонит ко сну. Молчит Вася, хозяин нарты. На севере больше говорят глазами. Кажется это действительно так. Но вот и маленький тундровый поселок. Добротные домики, по северному варианту. Один домик на четыре квартиры. В квартире комната и кухня. В коридоре своя котельная, топится углем. Тепло. Слышен стук движка, дающего свет. Лампочки в коридоре, где стоит огромная бочка с водой, в кладовой, в котельной. Все это Астахов увидел в квартире бригадира, пожилого, добродушного человека. Его сын и был тот юноша, который доставил Астахова.
Не сразу Николаю пришлось встретиться с жителями поселка. Ночь, отдых, и только на следующий день собрание. Так распорядился бригадир С дороги выпил и «по-рыбацки», закусили копченым омулем. Потом пили пахучий чай.
Бригадир рассказывал о жизни людей северного колхоза. Пока дорог мало, но со временем потекут богатства севера в глубь России нескончаемым потоком не только из шахт и рудников. Мало пока вот таких селений, а пространство Арктики огромно. И здесь, в поселке, в бескрайней тундре, как-то ощутимее почувствовал Астахов величие этого сурового края. С высоты не видишь жизни, а жизнь вот, рядом, жизнь людей, покоряющих природу. Романтически настроенному Астахову захотелось в тундру, в море, увидеть как добывается рыба, зверь, как дикий олень становится и помощником и спутником человека…
…Через день обратно ехали тем же путем, с тем же Васей, может быть, на тех же нартах. Астахов испытывал чувство глубокого удовлетворения, вспоминая свою встречу с людьми. Он рассказывал о летчиках, вспоминал фронтовые годы, отвечал на десятки вопросов. Долгим и интересным был разговор. Летом он опять приедет сюда как свой человек. Его просили об этом. Ему подарили лыжи охотничьи, тундровые. Он решил сойти с нарт, не доезжая нескольких километров до поселка, и пройти этот путь на лыжах, а Вася вернется обратно. Это будет здорово, а главное он почувствует себя настоящим северянином на этой земле. Не все же летать. Теперь он воочию убедился, как можно любить этот дикий край. Эту любовь он видел на лицах одетых в меха людей. Где бы ни был житель севера — в лесах Брянщины, или на полях Украины, на Волге, или на Черном море, — он вернется в тундру, где его дом, где могилы дедов, и там будет добывать богатства севера и будет делать жизнь, как повсюду в стране… Астахову хотелось побыть одному в тундре, с глазу на глаз, «поговорить» с ней, как говорят с ней вот такие Васи…
Когда выехали, было совсем темно, а сейчас воздух посерел. Стали видны горизонт и сопки. Он будет очень коротким, этот рассвет, но его хватит, чтобы дойти до поселка на подаренных ему лыжах.
— Вася! Вертай обратно. Дойду на лыжах. Тут уже рукой подать.
— Может не надо? Не нравится мне воздух. Тянет с моря.
— Я мигом. Хочу размяться, — и, чтобы задобрить Васю, добавил: — Сильный вы народ. Вот и я хочу быть таким.
Вася остановил нарты, улыбнулся.
— Тундра любит сильных. Слабый здесь не проживет. Приезжай к нам, когда солнце выйдет. Тогда будет праздник. Мы рады тебе.
