Ртуть - [48]

Жак не единственный сознает растущую неприязнь дофина к отцу. В 1440 году Людовик совершает большую ошибку, присоединяясь к группе недовольных придворных, включая брата королевы Марии, фаворита короля Карла Мэнского, и доблестного воина Жана де Дюнуа. Их недовольство небеспочвенно, однако их руками Людовик пытается свергнуть своего отца с трона. Заговор раскрывает Пьер де Бризе. Действуя быстро и решительно от имени короля, он подавляет этот мелкий мятеж. Это усиливает Бризе и еще больше подрывает положение дофина. Король великодушно признает свои ошибки и несправедливости и дарует заговорщикам прощение. Но сын навсегда утрачивает отцовское доверие. Карл разрешает Людовику покинуть двор, однако тот решает остаться – якобы из уважения к отцу. А сам выказывает неудовольствие весьма наглядным способом: повелевая отрезать своим коням хвосты в знак того, что их полезностью в прихлопывании мух можно пренебречь точно так же, как пренебрегли им, «урезав» его привилегии и ущемив его положение.

Размышляя об этих хорошо известных всем разногласиях между королем и его наследником, Жак обращается к своей второй половинке:

– Марсэ, моя разумная женушка, дай мне совет. Пожалуй, пришла пора Карлу Седьмому поделиться с дофином опытом в деле правления. Конечно, наш король пребывает в добром здравии и еще вполне дееспособен, но я вижу, что после сорока он начал задумываться об обеспечении преемственности своей власти. Чтобы стать успешным монархом, нужно многое знать и многому научиться. Как ты считаешь, каким образом я бы мог примирить отца с сыном и если не подружить, то хотя бы сделать соратниками?

И Марсэ обещает подумать об этом.

В конечном итоге дофин покидает двор, чтобы от имени отца поучаствовать в нескольких военных кампаниях. Походы заканчиваются успехом, и вернувшийся Людовик ожидает – небезосновательно – что ему предложат стать членом королевского совета. В совет дофина не приглашают, зато он узнает, что его членами стали Агнесса Сорель и Пьер де Бризе. Военные победы дофина во имя короля, похоже, никак не повлияли на отношение отца к сыну: король не выказывает ему ни знаков доверия, ни даже признания и благодарности за его усилия. Обиды Людовика множатся и все сильнее гложут его.

Беседуя как-то с Изабеллой в их уютном дворце в Нанси в Лотарингии, Рене делится с женой своим наблюдением:

– Ты заметила, моя дорогая, сколько всего делает для короля наш друг Жак Кер? В качестве королевского посланника он предпринял несколько важных поездок и разрешил местные проблемы так, как мог их уладить только человек необыкновенно проницательный и сообразительный.

– Да, дорогой, мне это известно, – отвечает рассеянно Изабелла, составляя букет из цветов.

– Он постоянно изыскивает разные способы, дабы возвеличить своего сюзерена, и прославляет его везде, где только оказывается – ты заметила?

– Гмм… – доносится ему в ответ.

– Вспомни, дорогая, что нам рассказывали в Неаполе: благодаря его верной службе королевские лилии снова зацвели на рынках Востока, после того как Александрия и Каир раскрыли перед ним свои ворота.

И снова вот ответ от Изабеллы слышится только «Гммм…». Но Рене продолжает размышлять вслух:

– Благодаря его уму и порядочности Жака принимают повсюду, почитая за хорошего переговорщика – твердого, но всегда справедливого… Ты ведь знаешь, – напоминает Рене супруге, – моя досточтимая матушка откровенно говорила мне перед отъездом к тебе в Неаполь и потом, в письмах, что Жак Кер – человек, с которым можно обсуждать любые деловые вопросы и на которого я могу всецело полагаться. Что я, собственно и делал, и намереваюсь делать в дальнейшем.

Казалось бы, для этого утверждения не было никакого повода, но Изабелла всегда умела читать мысли мужа. Рене явно что-то гнетет и тревожит, и связано это с их общим другом.

– Ты знаешь, Карл сделал то, что было нужно сделать, – продолжает Рене. – По крайней мере, по моему убеждению: он создал новое сословие знати из людей предприимчивых и добивающихся успеха, таких как Жак Кер, чтобы разбавить ими тех, кто именуют себя аристократами по праву крови и наследственности. Купеческое сословие обретает признание и уважение, хотя ему в этом пока еще отказывают некоторые представители дворянства, – вздыхает Рене.

«Так вот в чем дело», – понимает Изабелла. – Рене встревожили слухи, распространяющиеся о Жаке. У купца столько завистников, особенно с тех пор, как он разорил почти всех торговцев Буржа. И теперь эти слухи, муссирующие надуманное вероломство Жака Кера, дошли до них даже в Нанси».

Возведение их друга во дворянство – случай не исключительный. Довольно много городских буржуа пробились в высшие слои общества благодаря упорному труду и своим достижениям. Изабелла всегда прекрасно понимала, что происходит при дворе. И наконец она говорит мужу:

– Я уверена в том, что столь острую реакцию вызвало не пожалование Жака дворянством, а его включение в королевский совет. Именно это заставило представителей наиболее традиционной аристократии думать, будто Жак вознесся слишком высоко. Ты, верно, слышал, как негодовал Людовик из-за того, что Агнесса и Жак вошли в отцовский совет, а его не удостоили места в нем даже после важных военных побед?