Розы от Сталина - [26]

Светлана писала на одном дыхании, потому что знала все факты, а систематизировать их для нее труда не составляло. По ее жилам растекалось такое невероятное спокойствие, какое ей доводилось испытывать, лишь глядя на Ганг. Она писала, едва различая сквозь слезы лист бумаги перед собой. Будь что будет, решение уже принято.

Начинается новая жизнь. Она сможет говорить, что думает, говорить правду и жить жизнью нормального человека, а не дочери диктатора.

Описала она и свою с Браджешем историю. И продолжила:

Сначала я думала о том, чтобы остаться в Индии, потому что Индия была моей давней любовью: прежде всего, благодаря учению Махатмы Ганди о жизни в правде и ненасилии, о пассивном сопротивлении; именно это было и остается моей философией, а вовсе не коммунизм. Коммунизм — это насилие. Но остаться в Индии оказалось невозможно: ни индийские, ни советские органы мне этого не разрешили.

Светлана дописала; казалось, она рассказала все, что было для нее важным. Вышло пять густо исписанных страниц. Она с облегчением вздохнула и позвала моряка; тот отнес листки своим начальникам, чтобы они решили, как быть со Светланой дальше.

Она еще не осознавала, до чего хрупка ее ситуация: мало кто из дипломатов или политиков готов был бы взять на себя ответственность за ухудшение и без того сложных и напряженных отношений между США и СССР из-за одной-единственной человеческой жизни. К тому же Светлана не была рядовой советской гражданкой.

Голубоглазый моряк вернулся в комнатку и, пока начальство совещалось, завел со Светланой беседу. Его интересовало, что она думает об Индии. Светлана призналась, что хочет когда-нибудь вернуться в эту страну и построить больницу в городке Калаканкар на берегу Ганга.

— На какие же деньги? — спросил моряк с улыбкой.

— Я написала книгу.

— А, книгу! — он снова присвистнул, как тогда, когда увидел ее советский паспорт.

— Надеюсь, в Америке мне удастся ее издать. Думаете, получится?

— Издать книгу? Ну, конечно! Даже не сомневайтесь!

— А на вырученные за нее деньги я смогу построить и содержать больницу.

Беззаботные улыбки Керка действовали на Светлану как бальзам. Она и понятия не имела о том, что за черные тучи сгущаются над ее головой. Зато Роджер Керк, только что слышавший, что говорят о сложившейся ситуации его начальники, отлично все понимал и, жалея Светлану, старался скрасить ее пребывание в посольстве.

— Когда у вас в Америке выйдет книга, вы пришлете мне экземпляр с автографом? Не забудьте, меня зовут Роджер Керк.

8

Боб Рейл, второй секретарь посольства, проводил Светлану в аэропорт. Чтобы не расстраивать ее, он не стал объяснять, какую бомбу замедленного действия подложила она дипломатам, решив эмигрировать не только на территорию американского посольства в Индии, но и в сами Соединенные Штаты. Десятки высших мидовских чиновников в Вашингтоне в это самое время ломали голову над тем, стоит ли давать политическое убежище дочери Сталина. Боб Рейл только коротко рассказал ей, что именно было решено на этот момент: пока Светланин вопрос рассматривается, ее надо вывезти из Индии.

— Вы понимаете, Светлана, что сжигаете за собой мосты? Подумайте, готовы ли вы на такой шаг?

— Я обо всем подумала.

— Мы вам ничего не обещаем. Надо основательно изучить вашу проблему.

— Я понимаю и готова рискнуть.

Боб Рейл взглянул на нее с симпатией.

В аэропорту таможенница, индуска в сари, взяла их паспорта, заглянула в них — и спустя пять минут Светлана получила индийскую выездную визу. Никто ни о чем не спрашивал, и она спокойно прошла в зал ожидания. «Теперь все легально, — подумала она с радостью. — Какое счастье, что посол Бенедиктов вернул мне паспорт! Без него было бы куда сложнее». Боб Рейл усадил ее в кресло в отдельной комнате, принес бутерброд с сыром и большой бокал красного вина.

— Подкрепитесь. Вам станет лучше!

Светлана чувствовала, как сладкое вино проникает в ее тело, наполняя силой каждую его клеточку. Рейл наблюдал за ней:

— Вы оживаете прямо на глазах! — И он принес еще сладкий индийский кофе с молоком и вафли.

Потом объявили их рейс, и она вместе с Рейлом пошла к самолету. Индианка в сари сложила ладони, прощаясь: «Намасте!»

И Светлана сложила перед нею ладони так, словно эта женщина была воплощением всей Индии: «Намасте!»

Потом она поднялась в самолет и села у окошка рядом с Рейлом.

IV. Рим, Фрибург, Цюрих (1967)

1

9 марта 1967

Дорогая Катя, дорогой Иосиф, дорогая Елена!

Пока что я счастливо добралась до Рима. В аэропорту меня приветствовал маленький лысый и улыбчивый чиновник индийского посольства; он настойчиво просил меня вернуться в Индию — мол, там министр иностранных дел прямо сегодня выдаст мне визу. Я догадалась, что за этим стоит советский посол Бенедиктов, заметивший, что я вырвалась из его когтей. Ведь когда я утром долетела до Рима, в Индии была уже вторая половина дня. Этот чиновник, показавшийся мне симпатичным, предложил, чтобы я передала ему письмо для вас, дети, а он из Рима отправит его в индийское посольство в Москве, чтобы миновать цензуру. Письмо у меня было готово, там я объясняю вам, почему мне пришлось пойти на этот шаг. Оно, наверное, уже у вас, или вы вот-вот его получите. Правда, Боб Рейл, второй секретарь американского посольства, усмехнулся, когда индиец унес письмо, и заявил, что очень удивится, если оно, дети, до вас доберется. Мол, надо было дать письмо ему, Бобу Рейлу, но я совершенно не хотела добавлять ему хлопот. Может, он и прав, и этот индиец продался русским, но я торопилась поскорее рассказать вам, почему я не вернусь в Москву и почему мы еще очень долго не увидимся. Хотя мыслями я все время с вами, даже не сомневайтесь! Боб Рейл был уверен, что в американском посольстве в Риме мне дадут въездную визу в США и что он купит мне билет и посадит в самолет, чтобы через восемь часов я приземлилась в Нью-Йорке. Но все обернулось иначе. В Риме нас ждал неприятный сюрприз. Американское посольство получило приказ из Вашингтона с визой не торопиться, а сначала внимательно изучить причины эмиграции Светланы Аллилуевой и ее планы на будущее. А пока, мол, пусть она остается на нейтральной территории. Разведка якобы следит за каждым моим шагом, и Запад боится, что русские меня похитят; поэтому рядом со мной постоянно должен быть представитель той страны, где я в настоящий момент нахожусь. Но наиболее компромиссный вариант — это если бы мадам Аллилуева все спокойно обдумала и вернулась в Москву.