Розовый слон - [6]

– У кого есть стирашка?

К учительскому столу потянулись стирашки всех мастей.

– Спасибо! Хватит одной.

Он наклонился над журналом и стер  Анину двойку.  Это было запрещено по всем учительским канонам. Но он это сделал. Слезы у Ани закапали еще интенсивнее. Лучше бы Федор Иванович  ее оставил…

Через неделю она отвечала у доски. Он открыл ее дневник, перевернул страничку назад и рядом со злополучной двойкой поставил пять…

В ее жизни было много двоек. Она спокойно к ним относилась, но эту двойку запомнила навсегда.

***

Он сидел в детской качельке, свернувшись калачиком. За спиной лежал дерматиновый портфель. В портфеле лежала двойка. А может стояла, а может сидела. Он еще не понял. Важно было, что она там была, написанная синими чернилами, хищная птица, которая, если бы он не захлопнул вовремя тетрадь, больно ущипнула  бы его за нос. Может, пусть бы щипала. В одну воронку два раза не попадает, как говорит дедушка. И дома бы не попало. Домой он не пойдет, это точно. С таким позором в портфеле ноги не слушались.

 На улице сгущались сумерки. Снежинки падали совсем близко: на рукава курточки, на портфель за спиной, на валенки. Когда он смотрел на них у себя в теплой комнате, из-за окна, они были такими красивыми и не холодными совсем. Может, открыть тетрадь? Пусть лучше ее снегом засыпает? Не поможет. Завтра Анна Петровна обязательно спросит. Может, вернуться в детский сад? Там не ставили никаких оценок, только в угол. В углу хорошо, тепло. Он вспомнил, как в саду однажды хотел  насыпать  в аквариум вместо  сухого корма для рыбок гусениц и червяков, которых специально раздобыл на прогулке. У дедушки на них всегда так хорошо клевало. Няня Ольга Васильевна обнаружила их в его шкафчике во время тихого часа. Ох, и крика было! Стоял в углу полдня, а то, что это для рыб, так и не сказал. Разве они поймут? Кричали, кто громче.

 Когда люди кричат – они других не слышат. Они слышат только себя. Это он знал точно. Мама тоже кричала. А еще брала ремень. Или что под руки попадется. Полотенце, авоську. Полотенце лучше всего, особенно махровое. Не  так больно. С двойкой полотенцем не обойдется. Ремень. Он  висел на гвоздике, темно коричневый. Всегда готовый. А сейчас, когда Валерик пошел в школу, работы ему прибавилось, не заскучаешь. Шиш тебе, не дождешься! Лучше тут буду.

– Чего это здесь делаешь? -  Из – за спины к качелям подошел сторож, дедушка, который по утрам чистил снег. Валерик часто его видел, когда бежал в школу.

– Ничего, сижу просто.

– А чего домой не идешь?

– Не хочу просто.

– Все-то у тебя просто. Учишься?

– Учусь. Во втором классе.

– Пойдем, я тебя домой отведу.

– Домой не надо. Я лучше тут.

– Ну,  уж нет. Тут нельзя школьникам. Это же детский сад. Заявление писать надо. Писать то умеешь?

– Умею. – Вспомнил двойку за три ошибки. – Только ошибки иногда делаю. – Помолчал, и чтобы быть совсем честным, исправился – часто делаю.

– Это не беда. Без ошибок в детстве никак нельзя. Взрослые и то делают.

– Взрослые? – глаза удивленно расширились. Как же взрослые? Они же взрослые!

– Вот и ошибки у них взрослые. Их исправить гораздо труднее. Пойдем, я тебя домой отведу. Замерз совсем.

– Не надо домой. – Голос задрожал.

– О! Да ты плакать собрался! На таком морозе из глаз будет не дождь, а град! А куда пойдем?

– Лучше в школу.

– Так ведь там нет никого?

– Анна Петровна допоздна. Может, тетради проверяет.

– Ну, пойдем, если так.

Сторож прикрыл калитку, и они зашагали к школе.  Свет в окне Валериного класса горел.

– Точно, Анна Петровна там! Тетрадки проверяет.

Из класса раздавались встревоженные голоса.

– Да домой пошел. Еще час назад я их отправила. А вы к ребятам заходили?

– Да заходила. Они все почти в нашем доме живут. Его никто не видел. Говорят, он самый последний ушел. С двойкой. На улице минус двадцать.

– Не волнуйтесь вы так. Пойдемте, будем искать.

Сторож решительно открыл дверь.

– Не ищите, гражданки, нашелся. Не дошел домой ваш парень. Двойка в портфеле, как камень. Не донес. Притомился. В садике у меня на качельке отдыхал, сил набирался. Вы уж, гражданочка, таких тяжестей то не заставляйте носить, мал еще, что полегче придумайте за ошибки. Не вынесет ведь, или придумает, как вас всех вокруг пальца обвести. А это похуже будет для воспитательного процесса.

– Спасибо вам.

Заплаканная  женщина, обвязанная теплым платком, схватила портфель и ребенка и вышла из школы.

– Случилось что, сынок?

– Случилось. Двойку получил.

– А я думаю, чего портфель, как кирпичами забитый? Ну, ничего, ученик без двойки – как солдат без винтовки. Пошли домой!

– Пошли.

Счастливая улыбка немыслимого облегчения свалилась в хрупких плечиков мальчика.

– Мам, а правда, слезы на морозе могут в град превращаться? Мне дедушка сторож сказал.

– Не знаю. Нет, наверное. Слезы ведь теплые. С ними морозу не сладить. Женщина сжала ладошку в рукавичке в своей ладони, а по щекам у нее побежали теплые слезы.

Розовый слон

– Виталик, просыпайся, Виталик! – Марина дернула брата за пятку, торчащую из-под одеяла.

– Отстань, дурында! Я сплю, не видишь, что ли?

– Да хватит тебе, ругаешься, я тебе такое скажу! – девочка посмотрела на стриженый затылок с оттопыренным ухом. – А теперь не скажу! – Марина обиженно легла на свою кровать и накрылась одеялом с головой в ожидании. Она знала, Виталик проснулся и переваривает информацию, ну,  конечно,  спросит, что же такое она хотела рассказать.