Розмысл царя Иоанна Грозного - [89]
И решительно направился к выходу.
– Сказываю, не надо!
– Не за царевичем аз, государь, – за протопопом.
И ушел, приказав сенным дозорным немедленно позвать в опочивальню Евстафия.
Протопоп, выслушав Иоанна, беспомощно свесил голову.
– Не можно… То противно канонам, преславной.
– А коли аз, государь, волю расторгнуть?
– Не можно… Свободи от гре…
Его прервал свирепый окрик:
– Твори!
Иоанн замахнулся посохом на затаившего дыхание духовника.
Вошедший Малюта взял с аналоя кипарисовый крест.
– Твори!
Протопоп склонился перед киотом.
Царь умиленно закатил глаза:
– Вот и без греха ныне буду любить ее!
И позвал к себе царевича Ивана.
Давно уже не было такого веселья на особном дворе. Все были подняты на ноги: и скоморохи, и песенник, и волынщики.
Царь не отходил ни на шаг от старшего сына и усиленно подпаивал его.
Перед всенощной к пирующим пришел Грязной и, подсев к царевичу, что-то шепнул ему с таинственной улыбочкой на ухо.
– Да ну? – подмигнул Иван и зарделся. – Сказываешь, писаная красавица?
– Краше и на дне моря не сыщешь! Прямо тебе ядрена, како орех, да бела – белее лебеди белой.
Крепко ухватившись за руку объезжего головы, Иван, пьяно вихляясь из стороны в сторону, ушел из трапезной.
Грозный деловито переглянулся с Малютой и постучал согнутым пальцем по серебряной мушерме.
– Никак ко всенощной благовестят?
Опричники встали из-за столов.
– Благовестят, государь!
Легким движением головы царь отпустил всех от себя и ушел в опочивальню.
Вскоре в дверь просунулась голова Малюты.
– Доставил, преславной!
И пропустил в опочивальню укутанную с головой в пестрый персидский платок женщину.
Грозный подошел вплотную к опричнику.
– Подземельем волок?
– Како наказывал, государь!
– А царевич?
– Пирует. Дым коромыслом стоит.
И едва слышно:
– Спит да блюет. Опился до краю.
– Ну, тако. Ступай себе с богом.
Оставшись с женщиной наедине, царь сам снял с нее платок и сердечно заглянул в глаза.
– Садись. На постельку садись, дитятко красное.
Евдокия, тронутая лаской тестя, благодарно коснулась губами его плеча.
– А головушку на грудь склони мою стариковскую.
Он взял ее за двойной подбородок и приложился лбом к пухлой щеке.
– А и доподлинно ль стар аз, Дуняшенька?
– По мне, государь, еще жития тебе ворох великой годов!
– А на добром слове спаси тебя Бог, царевна моя синеокая!
Сиплое дыхание рвалось прерывисто из груди, обдавая женщину винным перегаром и дурным запахом гниющих десен.
– Ты ближе… еще…
Одна рука туго обвивалась вокруг шеи, другая нащупывала свечу на столике.
– Погасла, экая своевольница! – хихикнул царь и вдруг резко толкнул сноху. – Гаси лампад!
Евдокия бросилась к двери.
– Нишкни! Слышишь?! Аль запамятовала, перед кем стоишь?!
И рванул с нее ферязь.
– Бога для! Государь! Царевичу како аз очи буду казать?!
Иоанн потащил женщину на постель.
– А ежели единым словом Ивашке обмолвишься – в стену живьем замурую!
Скрюченные пальцы тискали пышные груди. Пересохшие губы запойно впились в холодные губы обмершей женщины…
Иван-царевич терялся в догадках. Была Евдокия цветущая и жизнерадостная, любила потешить себя другойцы плясками и веселыми песнями; своим беззаботным смехом всегда, даже в минуты хандры, умела расшевелить его и вернуть доброе настроение – и вдруг стала неузнаваемой.
Что ни день сохла она все больше и больше, по ночам жутко кричала во сне или, стиснув мертвенно зубы, билась перед образом в жестоких рыданиях и на все расспросы отвечала одними заученными словами:
– Не ведаю! Нечистый, видно, вошел в меня… Ничего не ведаю, мой господарь…
Царевич перестал пить, учинил за женой строгий надзор и никуда не отпускал ее из светлицы.
Но Грозный почти ежедневно давал сыну какое-либо срочное поручение и то заставлял его чинить опрос преступникам, то отсылал в приказы учиться приказным делам, то просто придирался ко всякой мелочи и, будто в гневе, запирал его с Борисом в крестовой, а сам, как юноша, трепещущий от восторгов первой любви, мчался стрелой в опочивальню, где ждала уже его, приведенная Малютою, Евдокия.
Однажды сноха сама пришла к нему.
– Помилуй меня, государь! – упала она на колени и облобызала царский сапог. – Не можно нам больше жить во грехе…
– Не чистый, чать, понедельник? Не срок будто каяться? Пошто в ноги падаешь?
И подняв ее, усадил на постель.
Евдокия неожиданно бухнула:
– На сносях аз, царь!
Какое-то странное чувство, похожее на брезгливость, шевельнулось в груди Иоанна и отозвалось неприятной дрожью во всем существе.
Пошарив прищуренными глазами по изменившемуся лицу снохи, он зло уставился на ее живот.
– Мой? Аль Ивашкин?
Щеки Евдокии покрылись серыми пятнами. Глаза тяжело заволоклись слезами.
– Не ведаю, государь…
– А не ведаешь – не тревожь зря царя своего!
Он с омерзением оттолкнул ее от себя.
– И не стой! Токмо бы мне, государю, в бабьих делах разбираться!
Прогнав сноху, Иоанн пошел в хоромы детей. Из терема Федора доносились пофыркиванье и кашляющий смешок.
– Покарал Господь юродивеньким! – заскрипел царь зубами и посохом открыл дверь.
Царевич сидел верхом на Катыреве и хлестал кнутом воздух. Отдувающийся боярин встряхивал отчаянно головой, ржал, фыркал и, подражая коню, рыл ногами пол. От натуги лицо его покрылось багровыми желваками и было похоже на вываливающуюся из квашни дряблую шапку теста. С каждым вздохом из ноздрей со свистом выталкивались мутные пузырьки, лопались с легоньким потрескиванием и ложились серыми личинками на желтых усах.
Константин Георгиевич Шильдкрет (1896–1965) – русский советский писатель. Печатался с 1922 года. В 20-х – первой половине 30-х годов написал много повестей и романов, в основном на историческую тему. Роман «Кубок орла», публикуемый в данном томе, посвящен событиям, происходившим в Петровскую эпоху – войне со Швецией и Турцией, заговорам родовой аристократии, недовольной реформами Петра I. Автор умело воскрешает атмосферу далекого прошлого, знакомя читателя с бытом и нравами как простых людей, так и знатных вельмож.
Роман рассказывает о холопе Никишке, жившем во времена Ивана Грозного и впервые попытавшемся воплотить мечту человечества — летать на крыльях, как птицы. В основе романа — известная историческая легенда. Летописи рассказывают, что в XVI веке «смерд Никитка, боярского сына Лупатова холоп», якобы смастерил себе из дерева и кожи крылья и даже с успехом летал на них вокруг Александровской слободы.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Роман повествует о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим.
В трилогии К. Г. Шильдкрета рассказывается о реформах, проводившихся Петром Великим, ломке патриархальной России и превращении её в европейскую державу.
Действие исторических романов Константина Георгиевича Шильдкрета (1886-1965) "Бунтарь" (1929) и "Мамура" (1933) уводит читателей в далекую эпоху конца 17 - начала 18 века. Тяжелая жизнь подневольного русского народа, приведшая к серьезным колебаниям в его среде, в том числе и религиозным; борьба за престол между Софьей и Нарышкиными; жизнь Петра I, полная величайших свершений,- основные сюжетные линии произведений, написанных удивительным, легким языком, помогающим автору создать образ описываемого времени, полного неспокойствия, с одной стороны, и великих преобразований - с другой.
Это должно было стать одной из глав, пока не законченного большого производственно-попаданческого романа. Максимальное благоприятствование, однако потом планы автора по сюжету изменились и, чтоб не пропадать добру — я решил опубликовать её в виде отдельного рассказа. Данный рассказ, возможно в будущем станет основой для написания большого произведния — если автора осенит на достаточно интересный и оригинальный сюжет. Или, быть может — ему кто-нибудь подскажет.
Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии республики Серо Ханзадян в романе «Царица Армянская» повествует о древней Хайасе — Армении второго тысячелетия до н. э., об усилиях армянских правителей объединить разрозненные княжества в единое централизованное государство.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
Теодор Мундт (1808–1861) — немецкий писатель, критик, автор исследований по эстетике и теории литературы; муж писательницы Луизы Мюльбах. Получил образование в Берлинском университете. Позже был профессором истории литературы в Бреславле и Берлине. Участник литературного движения «Молодая Германия». Книга «Мадонна. Беседы со святой», написанная им в 1835 г. под влиянием идей сен-симонистов об «эмансипации плоти», подвергалась цензурным преследованиям. В конце 1830-х — начале 1840-х гг. Мундт капитулирует в своих воззрениях и примиряется с правительством.
Павел Петрович Свиньин (1788–1839) был одним из самых разносторонних представителей своего времени: писатель, историк, художник, редактор и издатель журнала «Отечественные записки». Находясь на дипломатической работе, он побывал во многих странах мира, немало поездил и по России. Свиньин избрал уникальную роль художника-писателя: местности, где он путешествовал, описывал не только пером, но и зарисовывал, называя свои поездки «живописными путешествиями». Этнографические очерки Свиньина вышли после его смерти, под заглавием «Картины России и быт разноплеменных ее народов».
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Поздней осенью 1263 года князь Александр возвращается из поездки в Орду. На полпути к дому он чувствует странное недомогание, которое понемногу растёт. Александр начинает понимать, что, возможно, отравлен. Двое его верных друзей – старший дружинник Сава и крещённый в православную веру немецкий рыцарь Эрих – решают немедленно ехать в ставку ордынского хана Менгу-Тимура, чтобы выяснить, чем могли отравить Александра и есть ли противоядие.