Рождество у Шерлока Холмса - [128]

— Кому, например? Может, еще что-то можно сделать?

— Да теперь-то что сделаешь? Все друзья разбежались. Тоже мне друзья, — на Рокова внезапно нахлынули воспоминания. — Вот был у него один друг, еще в Кемеровской области, когда только начиналось всё. Только сломался. Спился. Молохов его сильно выручил тогда, заплатил за него долг. Андрей, кажется звали. Он мне несколько раз об этом рассказывал. А к тебе он хорошо относился. Не показывал только. Даже в завещание хотел включить. Не успел, вот.

Артуру стало душно. Мама Артура, Анастасия Васильевна, по-прежнему жила в небольшом сибирском городке. Он навещал её изредка, всегда находились какие-то важные дела, которые потом казались не такими уж и важными. Артуру нужен был морозный воздух и скрипучий снег, серая московская зима угнетала, хотелось вдохнуть полной грудью. Взял билет на первый же вечерний рейс, собрал небольшую сумку с вещами и уже через три часа сидел в неуютном кресле старенького боинга. Полет прошел тревожно, без сна. Несколько раз прилично трясло. Еда была безвкусной. Выйдя из здания аэропорта, Артур долго ловил такси. Никто не соглашался ехать в такую даль в самую метель, пришлось предложить втрое больше обычного. В ползущей по заснеженной трассе машине было душно, поспать так и не удалось. Наконец, такси остановилось напротив недавно отремонтированного родительского дома. В окнах горел свет. Его ждали материнские объятия, горячий чай с домашним печеньем, запах детства в его комнате.

Утром, так толком и не выспавшись, выслушав все местные сплетни и новости, Артур попросил за завтраком, как бы невзначай:

— Расскажи мне о Молохове. Я знаю, мы редко о нём говорили. Пытаюсь понять, что он был все-таки за человек. Ему сейчас уже всё равно, но для меня это важно.

— Почему ты решил спросить именно сейчас? — руки матери замерли с посудой в руках.

— Похоже, я плохо его знал. Или не знал совсем. Каким он был тогда? Просто… я.. думал, что он… такой. А он — другой… — слова давались ему с трудом. Эта тема в семье всегда была табу.

— Я знала, что ты когда-нибудь спросишь. Знала. И боялась, что спросишь, — мать присела на стул, звякнув посудой. — Давно хотела тебе рассказать про него. И про отца. Снять с души камень. Нельзя мне было. Обещала я. А сейчас… сейчас уже можно, — она закрыла на минуту глаза, собираясь с силами, подбирая слова, — ты помнишь отца? Помнишь, когда всё… изменилось?

Артур помнил всё. Когда-то успешный бизнесмен, совладелец угольной шахты, тот был вынужден уйти из совместного с Молоховым бизнеса, оставшись практически ни с чем, опустил руки, ушел в регулярные запои. Прежде счастливая семья была в состоянии постоянного скандала. Артур помнил беззаботное время, когда он катался с отцом на лыжах, ходил в походы в лес, на озёра. Из веселого и энергичного человека отец превратился в вечно раздраженного алкоголика. Не раз поднимал руку на мать, когда она прятала очередную поллитровку. Несколько лет они жили словно в аду. Как-то утром, он нашел отца лицом в стол, среди бутылок, окурков и масляных комков газеты. Сердечная недостаточность, сказали тогда в больнице. «Как же это несправедливо. За что? Почему я?» — думал постоянно Артур. Это болезненное ощущение несправедливости тлело внутри, подогревало ненависть. Виновником трансформации отца он считал именно Молохова.

— Андрюша тогда сам пытался зарабатывать. Торговал спиртом. Всё больше и больше. Потом сгорел склад. Всё сгорело дотла. А долг остался, большой долг. Он всё продал — дом, машину. Была еще доля в бизнесе, но шахта тогда была в убытках и трети долга не стоила. Его должны были убить. Молохов спас твоего отца. Выкупил его долг перед очень плохими людьми, в обмен на долю. В долг не мог дать, нельзя было тогда, не принято, — она замолчала. Её старенькие руки, в прожилках вен, теребили салфетку.

Артуру не хватало воздуха. Внутри было тяжелое ощущение давящей пустоты, вакуума.

— Почему… почему он ничего не рассказывал?

— Андрюша гордый был. Не хотел, чтобы ты знал. И еще одно. Ох, как хорошо-то, что могу тебе наконец рассказать. Не могла раньше, — мама выпрямилась, посмотрела Артуру прямо в глаза. Выговорила то, что не могла последние тридцать пять лет.

— Молохов — твой отец.

В глазах Артура поплыла гостиная. Слова стали ватными, гулкими.

— Да, это так. Я была с ним, когда начались бандитские разборки за угольные шахты. Каждый день трупы, сгоревшие дома, целые семьи вырезали. Обо мне тогда не знал особо никто. Молохов и попросил Андрея побыть вместо твоего отца, пока не уляжется. А потом… потом… так всё странно, сама не понимаю. Он уехал в Москву, так и не вернулся. А мы с Андреем привыкли. Договорились тебе не рассказывать. Только Молохов всё время за тобой приглядывал. Помнишь, как тебе с университетом повезло? А с работой? И к нему ты не просто так попал. Любил он тебя. Но не мог по-другому. Жизнь другая стала. А вот теперь нет его.

Артур не мог выговорить ни слова. Грудь давило все сильней. Воздуха не хватало. Более двадцати пяти лет он винил Молохова в смерти отца. Мечтал отомстить. Поменял фамилию на Астреев, ему нравилась богиня справедливости, Астрея. Искал возможность устроиться к нему на работу. Когда получилось, рассматривал разные варианты, просчитывал. Когда Молохову поставили кардиостимулятор, вот оно, думал тогда. Опять повезло. Буквально за пару недель до этого, на вечеринке общих друзей, встретил своего старого товарища, который работал в кардиоотделении известной больницы. Тот рассказал ему про недавно выявленную уязвимость в программном обеспечении кардиостимулятора, мол, так можно и человека убить, а никто и не узнает. Дальше было дело техники. Несколько месяцев изучал работу программатора. Под Новый год всё и сделал. Чтобы как отец, лицом в стол.