Рождение неолиберальной политики - [154]

С 1950-х по 1980-е годы ВВП Англии более чем удвоился, а ВВП США почти удвоился[876]. Но в течение последних двух десятилетий XX в. неравенство (разрыв между богатыми и бедными), количество бедных и бездомных возросли[877]. В первые послевоенные годы безработица, судя по всему, перестала быть крупной проблемой, но после 1970-х годов нанесла ответный удар. Инфляция тоже подняла голову, пока не была укрощена, по крайней мере в США, бескомпромиссными действиями центральных банков и податливых политиков в начале 1980-х годов. В Англии безработица и инфляция вновь заявили о себе во время очередной глубокой депрессии, к тому времени, когда Тэтчер была вынуждена подать в отставку в октябре 1990 г. В 1980-е годы значительная часть системы социального обеспечения смогла пережить попытки Тэтчер и Рейгана демонтировать эту систему[878]. Что же касается государственных расходов, то они в течение всего послевоенного периода демонстрировали устойчивую тенденцию к росту. В США они увеличились в 39 млрд долл. в 1949 г. до 1.3 трлн долл. в 1990 г., а в Англии за тот же период примерно с 3.5 млрд до 158 млрд ф. ст.[879]

В ответ на все эти перемены неолиберальные технократы, такие как Алан Гринспен и Найджел Лоусон, продвигали, опираясь на электоральные успехи своих одарённых лидеров, программу, основанную на убеждении, что рынки освободят индивида от вредоносного вмешательства государства. Рыночные реформы, считали они, значительно повысят эффективность за счёт высвобождения энергии человеческой инициативы. Рынки обойдутся дешевле и принесут более приемлемые социальные результаты. А произойдёт это постольку, поскольку рынки лучше учитывают то, что реально движет людьми, — личный интерес и индивидуальное стремление к счастью. Тем самым в глазах неолибералов профсоюзы стали силой, враждебной обществу, ибо их деятельность вела к «деформированию» рынок труда. Гражданин же рассматривался преимущественно как потребитель, чьи желания и нужды, включая самые важные, — жильё, медицинское обслуживание, образование, пенсионное обеспечение — можно лучше удовлетворить с помощью освобождённых рыночных сил.

В результате произошло слияние чисто технических аспектов анализа социально-экономической политики с идеологической догматикой, выстроенной на допущении превосходства рыночных механизмов в решении любой социально-экономической проблемы. Эта общая рыночная философия была умело оформлена и преподнесена идеологическими предпринимателями из трансатлантического неолиберального сообщества. Когда экономические кризисы 1970-х годов, казалось, окончательно подтвердили крах послевоенной кейнсианской системы, неолиберальные идеи уже ждали своего часа. Как сказал Фридмен, «роль учёных-теоретиков, я полагаю, состоит прежде всего в том, чтобы поддерживать открытость выбора, иметь наготове запасные варианты, с тем чтобы в тот момент, когда грубая сила событий делает перемены неизбежными, альтернативный вариант изменения уже существовал»[880]. Неолиберальное сообщество находилось в полной готовности. Будучи подлинно трансатлантическим предприятием, оно в 1980-х годах становилось все более интернациональным благодаря деятельности таких организаций, как Фонд «Атлант» и Общество Мон-Пелерен. Оно объединяло аналитические центры, бизнесменов, учёных, журналистов и политиков. Некоторые центры, например Институт экономических дел Ральфа Харриса и Артура Селдона, рассматривали себя как серьёзные научные организации, призванные разрабатывать новые способы политического приложения неолиберальных рыночных идей. Другие, например Фонд экономического образования Леонарда Рида, воспроизводили неолиберальные идеи в упрощённой форме и внедряли их в политический мейнстрим.

Энергия и в первую очередь космополитическая природа неолиберальных идей способствовали их распространению за пределы тех мест, где они возникли в период между мировыми войнами, — Вены, Фрайбурга и Лондона. По словам президента Института Катона Эда Крейна, либерализм легко преодолевает границы, а консерватизму это затруднительно[881]. На второй фазе, после 1945 г., неолиберализм отошёл от своей исходной позиции, сосредоточенной на критике тоталитаризма и Нового курса, и стал влиятельным трансатлантическим политическим движением под простым лозунгом: превосходство рынка по сравнению со всеми формами государственного вмешательства или коллективизма. В отличие от других трактовок неолиберализма я понимаю его как одновременно интеллектуальное и политическое движение за определённые социальные и экономические перемены. Фокусируясь на его развитии совершенном прорыве в политику, моё понимание неолиберализма выходит за рамки его трактовки как конкретного интеллектуального движения 1930–1940-х годов или как безличной и глобальной господствующей силы.

Если иметь в виду конкретные прозаические вещи, то трансатлантическая неолиберальная политика добилась очевидного успеха в изменении допущений, лежащих в основе здравого смысла людей, определяющих социально-экономическую политику в Англии и США, когда им пришлось столкнуться с социально-экономическими проблемами, — особенно после ухода Маргарет Тэтчер с поста премьер-министра. Сформировался набор штампов, общий для всего политического спектра, для демократов и лейбористов, для республиканцев и консерваторов. Вот характерные примеры. Потребители голосуют ногами, когда одно покупают, а другое не покупают. То, что стоит своих денег, эффективно доставляется дисциплиной рынка для удовлетворения пожеланий потребителя. Равновесие достигается с помощью ценового механизма, который действует как информационный процессор Хайека, координирующий действия разрозненных продавцов и производителей. Иными словами, рынок направляет ресурсы туда, где они используются наиболее эффективно и производительно. Эффективность можно обеспечить лишь за счёт стимулов, органически присущих самим рынкам; поэтому рынки должны поставлять всё необходимое и государственным системам, и частным компаниям. Структура стимулов, прибыль и убыток, удовлетворение покупателя — всё это ценности, которыми должны руководствоваться государственные службы, как руководствуются ими частные предприятия. Эти средства от всех напастей не только направляли социально-экономическую политику в Англии и в США начиная с 1980 г. После разрушения Берлинской стены в 1989 г. они ещё и экспортировались во многие другие страны.