Рождение Мары - [39]

– Брин! – взмолилась Мара.

– В общем, для перевертышей это очень сильное снотворное.

– Хорошо. И чего здесь страшного?

– Ты что, не видишь связь? На солнцестояние домики будут пусты, все соберутся в главном здании. Она рассчитывает усыпить тебя и…

– Поджечь?! – ошарашенно закончила Мара. – Как маму?

– Ну это всего лишь догадка, – Брин пожала плечами. – Но я бы на твоем месте постаралась в день рождения не выходить из главного здания, все время быть рядом с кем-то из наших, ничего не пить и не есть.

– Совсем ничего?

– Или есть прямо около кухни синьоры Коломбо, чтобы никто не успел тебе ничего подсыпать.

– Чего подсыпать? – раздался низкий голос.

Мара вздрогнула от неожиданности. Джо со своими габаритами немыслимым образом умудрялся подкрадываться бесшумно.

– Привет, Джо. Ты бы постучался…

– Красиво, – он кивнул на картину и уселся в большое кресло.

– Медведя я тоже скоро нарисую.

– Хорошо. И что тебе подсыпят?

Мара и Брин переглянулись.

– Сказать? – спросила исландка.

В Джо было что-то надежное и крепкое, его спокойствие распространялось на тех, кто оказывался рядом. Если кому и доверить тайну, то ему, потому что он бы точно никому не сболтнул. И Мара выложила молчаливому собеседнику всю историю от пожара до жидкости для розжига и мелатонина. Джо выслушал ее невозмутимо, ни разу не шевельнувшись.

– Почему вы не расскажете Эдлунду? – поинтересовался он, когда Мара закончила.

– А что я ему скажу? Вукович он знает сто лет, а меня – неделю. Угадай, кому он поверит? Тем более у меня нет никаких доказательств.

– Значит, надо их добыть, – осенило Брин. – Ты дождешься, пока мисс Вукович предложит тебе еду или напиток, спрячешь их, а потом отнесешь Эдлунду. Все! Ее дело передадут в Верховный совет, и уж они-то заставят ее признаться в остальном.

– Какой Верховный совет? – удивилась Мара.

Джо и Брин уставились на нее, как бедуин на снежные сугробы.

– Верховный совет солнцерожденных, – пояснил парень.

– Они принимают решения, которые касаются мира перевертышей, – продолжила Брин. – В том числе расследуют преступления, устраивают суды, сажают преступников.

– Даже специальная тюрьма есть?

– Конечно! А какой смысл сажать перевертыша в обычную? Он перевоплотится в крысу или в охранника, и никто его не поймает. А в тюрьме для перевертышей за ними строго следят, а особо опасным или сумасшедшим назначают пожизненный курс уколов ХГС.

– Что это? – нахмурилась Мара.

– Хорионический гонадотропин солнцерожденных, – расшифровала исландка. – Это как гормон беременных у человека, только у перевертышей.

– И как он действует? – Мара совершенно забросила картину и слушала подругу, раскрыв рот.

– Тебе бы стоило почитать книгу Эдлунда, – осуждающе произнесла Брин. – Действие гормона открыл профессор Айвана, поэтому его дико уважают в Верховном совете. Дело в том, что во время беременности перевертыши утрачивают способность перевоплощаться. Они не могут вовлечь в трансформацию другого человека, еще не рожденного ребенка. Айвана доказал, что дар блокирует именно этот гормон, ХГС. А Верховный совет использует открытие в своих целях.

Мара поежилась. Мартин Айвана, возможно, и был гениальным ученым, но она была рада, что Селия сдержала слово и все это время не подпускала к ней профессора. Айвана и Эдлунд целыми днями торчали в лаборатории, и тренировки летних пришлось взять на себя профессору Лобо, самому настоящему испанскому вервольфу, от которого дружно пищали старшекурсницы. А подготовка к празднику легла на хрупкие плечи мисс Вукович. На ее настроении это сказалось отрицательно, и Маре подумалось, что если хорватка и не была убийцей раньше, то в любой момент готова была ею стать.

Вечером, когда плакат с тотемами был закончен, а ученики уже разбрелись по домикам, и даже Нанду, измученный репетициями, не развлекал народ песнями на веранде, Мара, Брин и Джо сидели на пустом поле для тренировок и жевали печенье синьоры Коломбо. До солнцестояния оставалась всего пара дней.

Убаюкивающе шуршало море, ветерок доносил из главного здания приглушенные звуки джаза – профессура тоже имеет право расслабиться, – небо было расцвечено молочно-розовыми и сиреневыми полосами заката. Приближался самый долгий день в году, и ночь из скромности не показывалась вовсе. Маяк привычно светился, хотя суда здесь проплывали редко. Его луч пробивался сквозь кружевные кроны старых лип.

– А вы слышали историю про маяк? – Брин мечтательно смотрела в сторону пристани.

– Ему же целая куча лет… – протянула Мара. – Наверное, накопились легенды про призраков и пиратов.

– Какие здесь пираты? – Джо отправил в рот целое печенье.

– Никаких пиратов, – улыбнулась Брин. – Эту историю мне рассказала мама, когда только привезла меня сюда. Оказывается, около двадцати лет назад оттуда спрыгнула девушка из зимних. И разбилась насмерть.

– А почему? – Неприятный холодок словно пробрался Маре под кожу и лизнул позвоночник.

– Кажется, от несчастной любви. Говорят, на ее похороны приехали почти все выпускники.

– И что потом? – Мара затаила дыхание.

– Ничего. Просто она умерла, и все. По-моему, грустная история.

– А как ее звали? – спросил Джо.