Рождение Мары - [35]
Неужели тоже пришла за письмом? Выходит, Брин была права? От волнения все зачесалось, под футболку будто заползли сотни муравьев. Но Мара закусила губу и сжала пальцы, боясь пошевелиться.
Завуч сердито захлопнула ящик, подошла к столу и долго копошилась в документах. Снова что-то пробормотала по-хорватски, выключила свет и покинула кабинет.
Если бы в четырнадцать можно было поседеть, Тамара походила бы сейчас на Брин. Время искать письмо вышло, ей бы успеть смыться до того, как прилетит профессор. Она дождалась, пока шаги в коридоре стихнут, мысленно сосчитала до двадцати и рванула к двери, но услышала за спиной звон стекла и обернулась: на полу поблескивала россыпь осколков. Она сшибла фотографию со стола.
Витиевато ругнувшись, Мара посветила себе телефоном, лихорадочно собрала все с пола в подол футболки и, не помня себя от ужаса, ломанулась в палату.
Там она отдышалась и наконец смогла успокоиться: за ней никто не гнался. К счастью, фотография Эдлунда была того же формата, что и портрет мамы. И Мара переставила свое стекло в рамку профессора.
Лишь закончив, она обратила внимание на снимок, который Эдлунд держал у себя на столе: красивая девушка с гладкими черными волосами. В ее внешности было что-то экзотическое: чуть раскосые глаза, маленький, будто детский нос, свойственный скорее китайцам, чем индейцам. Может, она из эскимосов? Мара перевернула рамку и прочитала надпись на английском: «Моему орлу с любовью. Инира». Девочка вздохнула. Придется отнести сейчас же: эту пропажу Эдлунд сразу заметит.
И хотя ей до смерти хотелось лечь, вытянуть ноги и отрубиться, она снова прокралась к директорскому кабинету, перед этим на всякий случай щелкнув загадочную Иниру на телефон Брин.
Эдлунд уже должен был вернуться, поэтому она постучала и скрестила руки на груди, придерживая фотографию под футболкой.
– Одну минуту! – раздался знакомый голос, и профессор распахнул дверь.
– Это я. Увидела свет и решила, что вы не спите. Можно?
– Что-то случилось? – Эдлунд шагнул назад, пропуская девочку.
– Не могла уснуть, – она прошла к столу. – Думаете, профессор Айвана сможет разобраться с моей проблемой?
– Ну какая же это проблема? Скорее, научная загадка. Нет повода для волнений.
Он разразился успокоительной лекцией, а Мара, слушая вполуха, дожидалась, когда он отвернется.
– А правда не было никакого письма от моей матери? Мне казалось, я ясно слышала…
– Мисс Вукович не хочет тебя нагружать этой информацией, – Эдлунд задумчиво погладил щетину на скуле. – Но, если начистоту, я считаю, что ты имеешь право знать… Хотя я толком не помню, что там было написано. Видишь ли, я не представляю, где оно может быть. Сам я бы его не выбросил, но моя ассистентка… В те годы со мной работала Селия, я попробую завтра у нее спросить, но ничего не обещаю. Двенадцать лет прошло.
И профессор подошел к окну, глядя куда-то вдаль. Мара воспользовалась моментом и вытащила рамку, но второпях не рассчитала силы и чересчур громко стукнула ею об стол. Эдлунд резко обернулся.
– Что там у тебя? Аккуратнее, пожалуйста! – Он подошел к ней и бережно взял фотографию. – Это ценная вещь.
– Простите, пожалуйста, – Мара отвела глаза от его сердитого взгляда. – Она показалась мне красивой.
– Ты права, – Эдлунд грустно улыбнулся. – Ладно, мисс Корсакофф, иди спать. Профессор Айвана будет здесь рано утром.
И Маре пришлось вернуться, так и не расспросив про своего предполагаемого отца. После пережитых волнений она уснула с трудом. Ей приснился смутный кошмар, в котором она носилась по лабиринту заброшенных коридоров и пыталась найти папу, чтобы он защитил ее от Вукович, а он смеялся откуда-то издалека, и голос у него был как у страшного карлика. И только Маре начало казаться, что она сама уменьшается ростом, а на спине появляется горб, мадам Венсан ворвалась в палату, громко призывая девочку к водным процедурам.
– Что случилось? – пробормотала Мара, накрываясь с головой одеялом.
– По-английски! Будь добра, говори по-английски, – француженка повесила на спинку кровати чистую одежду. – У тебя пять минут, потом я принесу завтрак.
– А почему такая спешка? – Мара села и взъерошила волосы.
– Выяснилось, что Густав два часа назад отплыл из Стокгольма с профессором Айваной. Они будут здесь с минуты на минуту! Я удивляюсь: неужели нельзя было сказать раньше?
Не переставая ворчать, она стремительно вылетела в коридор и хлопнула дверью, от чего стеклянные дверцы на шкафчике задребезжали.
Мара так и не успела выяснить, почему приезд Айваны так взволновал француженку, но все же привела себя в порядок, перекусила, повязала на шею новенькую бандану и застелила кровать.
Вскоре в палату заявилась целая делегация: непривычно подобострастная мадам Венсан, Эдлунд, Вукович, еще пара незнакомых Маре учителей и, наконец, смуглый седой мужчина с маленькой острой бородкой и экзотическая красавица.
– Познакомься, это Мартин Айвана и его дочь Селия. Он даже отказался позавтракать, чтобы поскорее… – начал было Эдлунд, но гость поднял вверх руку, заставив директора Линдхольма замолчать.
Профессор Айвана медленно повернул голову к Маре и впился в нее ничего не выражающим взглядом. Воцарилась тишина. Странный старик смотрел на нее, наверное, несколько минут, не шевелясь и почти не моргая. Все терпеливо ждали, Тамаре было неуютно и жутковато. В какой-то момент ей даже показалось, что профессора парализовало: его взгляд расфокусировался и был направлен вроде бы и на нее, но в то же время куда-то мимо.
