Рождение Мары - [32]

– Разве у тебя нет планшета или телефона?

– Ларс, это бестактный вопрос, – мисс Вукович тронула его за локоть. – Она же…

– Ах да, прости! – Профессор хлопнул себя по лбу. – Что ж, скоро наш общий день рождения, и бестактный вопрос будет исчерпан. Ты не расстраивайся, я принесу тебе что-нибудь почитать.

Чем-нибудь оказалась монография Эдлунда «Солнцерожденные. Физиология полиморфизма». Если до этого Мара считала, что нет ничего скучнее, чем проваляться весь день в кровати, то профессор доказал ей обратное. Да, она всегда гордилась знаниями английского, их вполне хватало для непринужденного общения с иностранными сверстниками. Но читать научный труд? Даже русский учебник биологии действовал на нее как снотворное, а уж книга Эдлунда и вовсе вызывала стойкое желание выколоть себе глаза и надеяться, что у профессора не завалялся экземпляр со шрифтом Брайля.

Так или иначе, Маре было не до чтения. Из головы не шли обеспокоенные лица Эдлунда и Вукович. Если даже они не могут разобраться, то как ей понять, кто она такая? Наверняка во всем этом замешан отец. Он зимний, а зимние, как говорит профессор, злые. Выходит, и она тоже?.. А если отец и устроил тот пожар? А если он не просто бросил их с мамой, но и пытался убить? Мара уткнулась лицом в подушку, чтобы Венсан не слышала, как она плачет. Ей не хотелось, чтобы кто-то сейчас ее жалел. Переживет как-нибудь. Ей не привыкать, чтобы на нее косились и обходили стороной. Соберутся дразнить? Пусть придумают что-то поинтереснее. Нет, она возьмет себя в руки, влезет в кабинет профессора и найдет то письмо. И так, шаг за шагом, отыщет и отца, и убийцу мамы, даже если это одно и то же лицо.

После обеда, который Маре принесли прямо в палату, нарисовалась Брин. В руках она сжимала толстую папку-скоросшиватель и сияла, как полы в детском доме перед приездом губернатора.

– Как ты себя чувствуешь? – нетерпеливо спросила она, явно рассчитывая поскорее перескочить формальности.

– Окей, – Мара проглотила последний кусочек орехового печенья. – Что у тебя там?

– Я была в библиотеке. Миссис Крианян разрешила перекопировать некоторые фотографии. Мне пришло в голову, что надо искать не только во встречах выпускников, но и среди остальных праздников. Зимнее солнцестояние, летнее, юбилей школы…

– Нашла?

– А что бы я тогда, по-твоему, стала копировать? Возьми, только аккуратно, – Брин протянула папку.

Мара стряхнула с одеяла крошки и положила увесистый результат поисков на колени. Брин постаралась: знакомое лицо с веснушками глядело с самых разных снимков. Лена Корсакова смеялась, танцевала, играла в мяч и участвовала в конкурсах и эстафетах. Юная и живая. Брин не просто пересняла фотографии – она их увеличила.

– Подожди, посмотри сюда, – исландка ткнула пальцем в одну из страниц.

– Да, здесь у мамы красивое платье, – мечтательно протянула Мара.

– Да нет же! Видишь, с кем она танцует? – Брин указала на высокого черноволосого парня.

– И что?

– А теперь посмотри сюда.

Следующая фотография была сделана на веранде студенческого домика: какая-то девушка с гитарой, остальные сидят вокруг… За годы ничего не изменилось в Линдхольме. Лена Корсакова была среди них: она оказалась в самом углу снимка, но Мара заметила, что на ее плечо положил руку тот самый парень, с которым она прежде танцевала.

– Видишь? – торжествующе воскликнула Брин. – Смотри дальше.

Юноша появлялся почти везде, где и Тамарина мама. Школьному фотографу даже удалось запечатлеть поцелуй влюбленной парочки.

– Я спросила у миссис Крианян, и она узнала его. Это Озгюр Коркмаз, – старательно выговорила Брин, заглянув в телефон. – Ученик из Турции. И… он – зимний!

– К чему ты клонишь? – Мара затаила дыхание.

– Я нашла его выпускной альбом. Ты только посмотри! – Исландка ерзала от нетерпения. – Черные волосы, карие глаза, как у тебя… Он ведь может оказаться твоим отцом!

Внутри у Мары что-то ухнуло, она вцепилась в одеяло так, что пальцы побелели. Нет-нет, нельзя, чтобы кто-то догадался…

– Не знаю… – как можно ровнее произнесла она. – Это все равно что считать всех альбиносов родственниками… Прости. Постарайся пропускать мимо ушей половину того, что я говорю.

– Уже, – Брин выглядела задетой. – Сейчас только ленивый не говорит о твоей трансформации. Конечно, кое-какие факты твоей биографии выплыли наружу. Теперь столовая напоминает научный симпозиум, а Нанду дуется: ведь, вместо того чтобы слушать его песни, народ устроил тотализатор.

– Какой еще тотализатор?

– Зимний третьекурсник Ричард собирает ставки: тебя удочерили, дата рождения фальшивая или это первый в истории случай, когда зимний ген проявился на летнее солнцестояние. Слушай, а откуда у тебя эта книга? – вдруг отвлеклась Брин, заметив фолиант Эдлунда на тумбочке.

– Профессор принес, – скривилась Мара. – Жуть.

– Так это же старое издание! Раритет! Его сейчас не достать. Я читала только новую редакцию.

– Уже за это тебе стоит дать медаль.

– Ты что! Книга потрясающая! А Эдлунд – гений! В молодости он провел столько исследований, пока не занялся преподаванием… – Брин бережно взяла в руки монографию и провела пальцем по тисненым буквам на переплете. – А как тонко он описывает механизм усвоения и редупликации чужеродного ДНК организмом зимнего перевертыша… Можно я возьму почитать?