Роза ветров - [122]
— Меняется ветер, чуешь, брат? — негромко говорил Митюхин, таращась в темноту. — К северу, кажись, заходит.
Юшин не отвечал, но Митюхин вполне был доволен. У него появилась возможность блеснуть морской своей выучкой, и он эту возможность не упустил.
Ветер действительно немного менялся, продолжая дуть «Байкалу» практически в лоб от скрытого в темноте сахалинского берега.
— Потому галсами идем, — продолжил важничать Митюхин. — Углами, то есть. Прямиком-то никак.
В этот момент переменившийся ветер принес посторонний звук.
— Чего это? — насторожился матрос. — Ты слыхал?
Юшин безмолвствовал. Гора не обязана отвечать на призывы тех, кто ей поклоняется.
— Вот! Слышал?! Опять! Будто кричит кто…
Прямо по курсу отчетливо стал набирать силу какой-то звук.
— Может, эти, как их? — волновался Митюхин. — Помнишь, ты говорил? Симучи! Звери морские. Ишь разорались!
Юшин хотел поправить товарища, но не стал.
— Да разве ж они так далеко заплывают? — озадачился вдруг матрос. — Боцман сказал, что до берега с гаком полсотни верст.
— Это не сивучи, — негромко прогудел наконец казак. — Это бурун. И тут не полста верст.
Митюхин опешил.
— Как не полста? Это берег?! Так мы ж сейчас разобьемся. Не видно же ничего! Ой, мамочки!
Он сорвался с места и побежал в сторону кормы — туда, где, подобно заботливым божествам, обитали не ведающие страшной опасности отцы-командиры.
— Который час? — нервно спросил Невельской, выслушав тревожный доклад лейтенанта Гревенса.
— Одиннадцать без четырех минут.
— А должны были только к утру подойти! — Командир «Байкала» в сердцах стукнул кулаком по медному поручню. — Все-таки врет карта. Полный разворот к востоку!
Немедленно брошенный лот показал глубину в девятнадцать саженей, что соответствовало примерно сорока метрам.
— Слава Богу, ничего страшного пока, — заверил старший офицер, явившийся на шканцы. — Хорошо, что бурун услышали вовремя. Прикажу водкой матросов угостить.
— Повременим с водкой, — сказал Невельской и повернулся к штурману. — Вы были правы, Александр Антонович. Крузенштерн ошибся. Но ждать рассвета в открытом море я бы ни при каком случае не стал.
Коротким жестом командир «Байкала» подозвал к себе Гревенса.
— Отойти на четыре мили к востоку, после чего лечь бейдевинд на правый галс. Лот бросать постоянно. Оба якоря иметь готовыми.
— Есть! — Лейтенант лихо козырнул, позабыв о своих попытках казаться человеком гражданским, и полетел исполнять приказы.
— Даст Бог, не сядем на мель, — пробормотал Невельской, стягивая с головы мягкую фетровую «калабрезу», широкие свисающие поля которой давно уже раздражали его. — Ничего из-за этой шляпы не вижу! Кто их придумал?!
Тревога и напряжение на борту царили до самого рассвета. Ни один человек на транспорте в эту ночь, разумеется, не уснул. Все ждали солнца. Оно одно должно было прекратить всеобщее опасение налететь в темноте на мель. Каждый из моряков понимал, какой бедой чревато плавание вслепую под незнакомым берегом. Тем не менее командир не отдавал приказа убрать паруса и встать на якорь. Невельской был уверен, что в случае остановки «Байкал» станет легкой добычей для любого военного корабля, буде таковой окажется утром в поле зрения. Времени на снятие с якоря и подъем парусов уже не достанет. То есть, с одной стороны, необходимо было постоянно находиться в движении, а с другой — быть в полной готовности бросать якоря, чтобы избежать мели, а то и прибрежных скал.
Восход солнца принес долгожданное облегчение. Обе якорные команды, всю ночь простоявшие наготове, могли теперь чуть расслабиться, и кое-кто в полном изнеможении рухнул на палубу прямо у борта. Марсовые матросы, несколько часов рисковавшие сломать себе шею, передвигаясь по мачтам, реям и салингам в кромешной темноте, могли наконец разглядеть, куда они ставят ногу Все это время им приходилось работать с парусами вслепую. «Байкал» ни на минуту не прекращал маневрировать.
Утро застало транспорт приблизительно в пяти милях от берега, хотя по карте Крузенштерна до Сахалина оставалось еще добрых двадцать пять. Туман пока скрывал само побережье, над которым, словно зависшие в воздухе, парили одни розовые верхушки местных возвышенностей.
— Ух, как красиво, — восхищенно протянул матрос Митюхин, толкая в бок прислонившегося спиной к борту казака Юшина.
Тот шевельнулся, но не повернул головы.
Вскоре горизонт очистился, и перед моряками открылся низменный берег. За ним от края до края тянулись горы. Ни одного паруса в зоне видимости не было.
Невельской опустил бинокль и впервые за целую ночь присел. Спина у него одеревенела, руки затекли, ноги от усталости обратились в сущую вату.
— Чему улыбаетесь, Геннадий Иванович? — спросил его штурман, уходивший на полчаса отдохнуть к себе в каюту и теперь вернувшийся на шканцы. — Всего-то до Сахалина дошли.
— Это уже немало, Александр Антонович. Поверьте: очень немало. Теперь можно приступать к работе.
При глубине чуть более тридцати метров и умеренном ветре со стороны берега «Байкал» начал осторожно приближаться к Сахалину, лавируя и постоянно определяя по лоту глубины. Не доходя двух с половиной миль, транспорт заштилел, и Невельской приказал бросить верп — вспомогательный якорь. Глубина составляла около пятнадцати метров. Грунт на дне — белый песок.
«Сегодня проснулся оттого, что за стеной играли на фортепиано. Там живет старушка, которая дает уроки. Играли дерьмово, но мне понравилось. Решил научиться. Завтра начну. Теннисом заниматься больше не буду…».
…Забайкалье накануне Хиросимы и Нагасаки. Маленькая деревня, форпост на восточных рубежах России. Десятилетние голодные нахалята играют в войнушку и мечтают стать героями.Военнопленные японцы добывают руду и умирают без видимых причин. Врач Хиротаро день за днем наблюдает за мутациями степных трав, он один знает тайну этих рудников. Ему никто не верит. Настало время призвать Степных богов, которые видят все и которые древнее войн.
«Вся водка в холодильник не поместилась. Сначала пробовал ее ставить, потом укладывал одну на одну. Бутылки лежали внутри, как прозрачные рыбы. Затаились и перестали позвякивать. Но штук десять все еще оставалось. Давно надо было сказать матери, чтобы забрала этот холодильник себе. Издевательство надо мной и над соседским мальчишкой. Каждый раз плачет за стенкой, когда этот урод ночью врубается на полную мощь. И водка моя никогда в него вся не входит. Маленький, блин…».
Когда всемирно известный скандальный режиссер Филиппов решает вернуться из Европы на родину, в далекий северный город, он и не подозревает, что на уютном «Боинге» летит прямиком в катастрофу: в городе начались веерные отключения электричества и отопления. Люди гибнут от страшного холода, а те, кому удается выжить, делают это любой ценой. Изнеженному, потерявшему смысл жизни Филе приходится в срочном порядке пересмотреть свои взгляды на жизнь и совершить подвиг, на который ни он, ни кто-либо вокруг уже и не рассчитывал…
«Человек не должен забивать себе голову всякой ерундой. Моя жена мне это без конца повторяет. Зовут Ленка, возраст – 34, глаза карие, любит эклеры, итальянскую сборную по футболу и деньги. Ни разу мне не изменяла. Во всяком случае, не говорила об этом. Кто его знает, о чем они там молчат. Я бы ее убил сразу на месте. Но так, вообще, нормально вроде живем. Иногда прикольно даже бывает. В деньги верит, как в Бога. Не забивай, говорит, себе голову всякой ерундой. Интересно, чем ее тогда забивать?..».
Печальна судьба русского интеллигента – особенно если фамилия его Койфман и он профессор филологии, разменявший свой шестой десяток лет в пору первых финансовых пирамид, ваучеров и Лёни Голубкова. Молодая жена, его же бывшая студентка, больше не хочет быть рядом ни в радости, ни тем более в горе. А в болезни профессор оказывается нужным только старым проверенным друзьям и никому больше.Как же жить после всего этого? В чем найти радость и утешение?Роман Андрея Геласимова «Рахиль» – это трогательная, полная самоиронии и нежности история про обаятельного неудачника с большим и верным сердцем, песнь песней во славу человеческой доброты, бескорыстной и беззащитной.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.