Роза ветров - [121]

— К утру будем на месте, — сказал Невельской офицерам, собрав их у себя в каюте. — Ходом располагаем так, чтобы с рассветом подойти к берегу. Попрошу всех свободных от несения вахты ночью сегодня спать не ложиться. Вахтенные команды — удвоить. Понадобятся все руки.

— Рискуем, Геннадий Иванович, — подал голос штурман Халезов. — Ночью подходить к незнакомому берегу опасно. Сядем на мель — можем остаться без корабля.

— Согласно карте Крузенштерна, до берега еще далеко, — возразил Невельской. — Ходу у нас предостаточно. Полагаю, что рядом с береговой линией будем маневрировать уже при свете.

— А если карта неверна?

Невельской помолчал, словно бы принимал и эту возможность, после чего решительно кивнул:

— Значит, на то воля Божья.

Отпуская офицеров, он приказал им самим и матросам следить ночью за обстановкой во все глаза.

— Погода который день стоит ясная. Даст Бог — и сегодня луна будет. Увидим берег, если что.

Однако уже к девяти часам вечера небо нахмурилось. Ночь наступала мрачная и пасмурная.

— Может, все-таки дождемся утра? — негромко спросил Халезов, подходя к темной фигуре командира, застывшей на шканцах. — Видимость нулевая.

— Нет, Александр Антонович, — так же негромко ответил Невельской. — Остановиться я не могу… Мы все не можем остановиться.

То, что поручик Халезов принимал за опасное упрямство своего командира, на самом деле было проявлением его осторожности. Подвергая транспорт и команду угрозам ночного плавания у незнакомого побережья, Невельской избегал опасности гораздо более весомой на его взгляд. Противники этого похода в Петербурге уже за несколько месяцев до выхода «Байкала» из Кронштадта начали распространять слухи о присутствии в здешних местах большой китайской силы, а также о постоянных визитах сюда британских военных кораблей. Могло статься, что слухи эти под собой никакой почвы не имеют и назначение их заключалось лишь в том, чтобы навредить подготовке и отправлению транспорта. Однако нельзя было полностью отрицать и возможной их правоты, и в таком случае под восточным берегом Сахалина вполне могла сейчас курсировать если не армада китайских джонок, то хотя бы пара английских фрегатов, сходиться с которыми в условиях прямой видимости означало бы легкомысленно раскрыть им свои намерения. Тогда как, вынырнув у них под носом из темноты, можно было легко сослаться на то, что просто-напросто заблудились. В случае открытого сражения огромная разница в огневой мощи с предполагаемым противником сводила все шансы русских моряков к нулю. На «Байкале» не было и десятка орудий. Два фрегата располагали как минимум сотней. Поэтому оставалось только хитрить.

— Никак мы с ней договориться не можем, — пробормотал Невельской.

— С кем? — отозвался Халезов.

— Да с Европой, Александр Антонович, с кем еще. Ведь сколько веков стояла Византия — мощная, несокрушимая, римская. И все эти столетия в ком они видели главного врага? В России. Как были мы для них варварами, начинал с князя Олега, так и остались. Это при том, что веру от них приняли. А в итоге рухнула Византия — и что? Под кем? Под русскими единоверцами? Нет. Под мусульманами. — Невельской сделал паузу, напряженно вглядываясь в темноту. — Не там они, выходит, врага искали, Александр Антонович, ох не там… И снова Европа на те же грабли наступает. Ну, скажите на милость: где Сахалин — и где Англия?

Все это Невельской проговорил как бы самому себе, потому что явно не ждал, да и не хотел услышать никакого ответа от штурмана. Не делая ни малейшей паузы и как бы продолжая свой монолог, он жестом подозвал к себе вахтенного офицера и ровно с тою же интонацией продолжил:

— Погасить все ходовые огни.

Фраза эта прозвучала скорее завершением его речи, нежели как приказ.

— Есть погасить ходовые! — лейтенант Гревенс по привычке хотел отдать воинское приветствие, но вспомнил, что одет в гражданское, и стушевался.

— Исполняйте, Александр Карлович, — по-отечески мягко ободрил его командир.

Халезов удивленно смотрел на Невельского, ожидая объяснения странному приказу, однако никаких объяснений не последовало.

Через минуту закрепленные на вантах грот-мачты фонари погасли — сначала красный по левому борту, затем зеленый — по правому. «Байкал» растворился в наступившей темноте.

— Держать ход от двух до трех узлов, — сказал Невельской вернувшемуся на место лейтенанту Гревенсу. — Лот бросать каждые четверть часа.

— Есть!.. — снова по-военному начал рапортовать вахтенный офицер, но тут же поправился. — Хорошо, Геннадий Иванович… Мы все сделаем…

— Вот и славно, — улыбнулся тот. — Что с ветром?

— Зюйд-зюйд-вест, господин командир Геннадий Иванович.

— Неплохо звучит, — негромко рассмеялся Невельской. — Передайте всем: глядеть в оба.

На носу корабля в оба глядели казак Юшин и матрос 2-й статьи Митюхин. За неделю плавания после выхода из Петропавловска они не то чтобы стали не разлей вода — просто Юшин не предпринимал усилий, дабы отделаться от привязавшегося к нему матросика. За обедом тот старался всегда присесть рядом с казаком, при любой палубной работе, требовавшей всех рук, неизменно оказывался соседом. Юшина не беспокоило это внимание. Никак не поощряя его, он при этом не высказывался против. Он вел себя как большая гора, к подножью которой стал приходить кто-то, очарованный ее размером, крутыми склонами и постигнутым вдруг ее особым значением. В команде с улыбкой говорили, что Митюхин «притулился».