Российский хадж. Империя и паломничество в Мекку - [11]

.

Местные мусульмане, новоиспеченные подданные царя, жившие на Кавказе, представляли иной случай. Русская политика в отношении к этим внутренним мусульманам прошла через три стадии. В качестве новой владелицы Кавказа Россия сначала пыталась запретить хадж. В 1822 году царь Александр I официально запретил хадж для мусульман данного региона – по инициативе своего доверенного военачальника на Кавказе, А.П. Ермолова. Это была в первую очередь мера безопасности. Ермолов, подобно колониальным чиновникам во всех других мусульманских регионах, подозревал в хадже «тайную» деятельность, питавшую мусульманский «фанатизм». Борясь с мусульманскими восстаниями на Северном Кавказе в начале 1820-х годов, он тревожился, что хадж питает это сопротивление и что под личиной паломников на самом деле скрываются торговцы оружием и османские агенты. В письме к русскому министру иностранных дел Карлу Нессельроде в январе 1822 года Ермолов отмечал, что многие мусульмане Кавказа ежегодно совершают хадж через османскую территорию, и предупреждал – это несомненно укрепляет их лояльность султану и решимость бороться с русской властью44.

Царь Александр I неохотно вводил запрет хаджа. Он беспокоился, что мусульмане будут недовольны ввиду провозглашенной в России веротерпимости, но соглашался на запрет как на временную меру безопасности. Ермоловские власти официально объявили запрет на всем Кавказе в начале 1822 года, угрожая нарушителям конфискацией имущества в казну и высылкой в центральные губернии России45. Нерешительность царя говорит о том, что чиновникам иногда было трудно примирить официальную российскую политику веротерпимости, введенную царицей Екатериной Великой в конце XVIII века ради укрепления социального контроля и стабильности империи, с более общими соображениями безопасности государства, особенно когда дело касалось паломничества к святым местам за границей.

Российский запрет хаджа на Кавказе продержался недолго, потому что не работал. Вопреки ему мусульмане продолжали уезжать с Кавказа в Мекку, некоторые – при помощи русских чиновников, которых зачастую легко было подкупить. В 1823 году Ермолов жаловался своему офицеру в Дагестане (на Северном Кавказе), что «многие мусульмане» из его региона оказываются на Южном Кавказе с проездными документами от местных русских властей, позволяющими совершать хадж вопреки запрету46. Вдобавок этот запрет создавал затруднения для иностранных мусульман. Вскоре после его введения МИД стал получать многочисленные жалобы от персов и бухарцев, которые неожиданно обнаружили свои маршруты через Кавказ перекрытыми. Нессельроде неоднократно напоминал Ермолову, что «ни в каком случае» нельзя применять запрет к иностранным мусульманам, «кои будут следовать через Россию на поклонение»47.

Запрет хаджа также затруднял попытки царских чиновников воспитывать в мусульманах лояльность и кооптировать их элиту в ряды растущей русской администрации на Кавказе. Когда высокопоставленные мусульмане жаловались на запрет, русские чиновники пытались оправдывать его как благодетельную меру, направленную на защиту российских подданных мусульман от нападений на османских дорогах, и как предупреждение о «трудностях и опасностях, сопряженных с сим путешествием при нынешних смутных обстоятельствах Турции»48. Но русские чиновники быстро увидели, что мусульмане понимают истинную суть запрета и выражают недовольство этой попыткой колониальных завоевателей ограничить их религиозную практику, а тем самым – нарушить провозглашенную в России политику терпимости к исламу. В неуклюжем письме от 1824 года исламский судья (кадий), представлявший общину даргинцев (один из крупнейших этносов Северного Кавказа), пожаловался на запрет хаджа, и Ермолов признал, что не имеет права «воспрещать людям выполнять обязанности, религией на них возлагаемые», а потому не имеет и полномочий запрещать мусульманам совершать хадж. Он просил кадия воспринимать запрет как меру, направленную на защиту русских подданных от османских злоупотреблений по дороге, «чему был не один пример горестный», и заверял его, что «тотчас открыты будут пути»49.

Столкнувшись с растущими требованиями мусульман о допуске в Мекку, Ермолов объявил запрет хаджа «неудобным» и отказался от него. Он принял модель регулирования хаджа, выстроенную колониальными чиновниками в других частях света – и, несомненно, под влиянием их колониальных практик, о которых Россия собирала информацию через свои иностранные консульства, – и отошел от запретительной политики50. В январе 1826 года Ермолов выпустил новые правила и инструкции по выдаче мусульманам паспортов для поездки в Мекку. Он приказал царским чиновникам на всем Кавказе собирать сведения о заявителях, пожелавших получить проездные документы, и давать разрешения только «благонамеренным мусульманам». Ермолов признавал, что намерения проще установить в случае знатных лиц, о чьих политических предпочтениях русские власти в общем знали. «Простолюдины», чья лояльность оставалась загадкой, должны были представить рекомендательное письмо из своего уезда, чтобы получить подорожную до Тифлиса. Приехав в Тифлис, мусульмане должны были отчитаться непосредственно перед Ермоловым, который записывал их имена в регистрационную книгу и выдавал заграничные паспорта