Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [101]
Предложения по основным направлениям реформ в Бухаре были разработаны российским резидентом А. Я. Миллером, который 20 марта 1917 г. направил в Петроград проект манифеста бухарского эмира о проведении реформ [Шестаков, 1927, с. 82]. Временное правительство одобрило манифест и 28 марта поручило МИД порекомендовать эмиру огласить его. Когда же оказалось, что эмир все еще колеблется, 3 апреля было принято еще более жесткое решение «предложить эмиру незамедлительно обнародовать манифест о реформах» [Архив, 2001, с. 187, 220].
Манифест был обнародован 7 апреля 1917 г. практически в редакции А. Я. Миллера. Это позволило бухарским консерваторам из числа приближенных эмира и в особенности мусульманскому духовенству распустить слухи, что преобразования, провозглашенные эмиром, совершенно чужды бухарцам, навязаны им насильно Россией и преследуют цель развратить население, вытеснить нормы шариата и т. д. [Пылев, 2005, с. 87; Салимбек, 2009, с. 145–146]. Однако подобные утверждения были ложными: как содержание манифеста, так и откровенные мнения самих же бухарских сановников свидетельствуют о том, что провозглашаемые реформы разрабатывались в соответствии с политической программой джадидов-младобухарцев.
В самом деле, если мы обратимся к тексту манифеста, то увидим, что основные направления реформ — это снижение налогового бремени и введение бюджета, развитие промышленности и предпринимательства, введение местного самоуправления, развитие наук и образования. А ведь именно этого добивались джадиды, в тесном контакте с которыми (по инструкции министра иностранных дел П. Н. Милюкова) действовал российский резидент [Зиманов, 1976, с. 97; Becker, 2004, p. 131]. Кроме того, у нас имеется свидетельство высокопоставленного бухарского сановника (правителя вилайета, а затем главного зякетчи, т. е. главы налогового ведомства) Мирзы Салимбека, который характеризует манифест как «не имеющие смысла слова, состряпанные несколькими вероотступниками джадидами» [Салимбек, 2009, с. 142].
Отдельного рассмотрения заслуживает вопрос о соотнесении планируемых российскими властями преобразований в Бухаре с нормами и принципами шариата. Надо сказать, что А. Я. Миллер весьма проницательно предполагал, что бухарские консервативные круги (сановничество и духовенство) непременно обвинят и российских, и местных реформаторов в намерении нарушить нормы мусульманского права, отвратить местное население от традиционных ценностей [Шестаков, 1927, с. 83]. Именно поэтому он настоятельно рекомендовал реализовать реформы по тем направлениям, по которым не было бы столкновений между нововведениями и нормами шариата, и всячески настаивал на том, чтобы в манифесте было как можно больше указаний на то, что все реформы будут осуществляться именно в соответствии с шариатом ([Архив, 2001, с. 187; Шестаков, 1927, с. 80]; см. также: [Генис, 2011, с. 18; Пылев, 2005, с. 87]).
Тем не менее бухарское духовенство и чиновничество сумело настроить народ против объявленных реформ, обвинив представителей Временного правительства в Бухаре в намерении навязать населению нормы, противоречащие шариату, а джадидов — в пособничестве русским ([Салимбек, 2009, с. 142–143]; см. также: [Генис, 2003, с. 89–90]). Младобухарцы не сумели своевременно оценить обстановку и решили отметить оглашение манифеста демонстрацией, во время которой намеревались выразить одобрение и поддержку эмиру. Российское резидентство настоятельно не рекомендовало проведение такого мероприятия, однако джадиды не вняли советам дипломатов, в результате чего манифестация была разогнана многочисленной толпой, разагитированной бухарскими муллами и сановниками. А уже неделю спустя, в середине апреля 1917 г., бухарские власти начали репрессии против младобухарцев, заставив большинство их руководителей бежать в русские поселения в эмирате и Туркестан [Пылев, 2005, с. 95; Центральная Азия, 2009, с. 311; Carrère d'Encausse, 2009, р. 137].
В итоге джадиды, прежде ориентировавшиеся на сотрудничество с Временным правительством, уже в апреле 1917 г. связали свое будущее с советами [Пылев, 2005, с. 91; Becker, 2004, p. 196][118], которые стали обвинять российское резидентство в том, что именно оно спровоцировало расправу с джадидами и намеренно препятствовало проведению реформ [Генис, 2003, с. 364–365; Тухтаметов, 1969, с. 140–141]. Резидент А. Я. Миллер был арестован представителями совета депутатов Новой Бухары, и Временному правительству пришлось, «сохраняя лицо», принять решение о его отставке и отзыве в Петроград и назначить нового резидента [Фомченко, 1958, с. 50].
Тем не менее в какой-то мере обвинения сотрудников резидентства в Бухаре были обоснованы: видя, как бурно отреагировали на манифест и сторонники, и противники реформ, они, и в самом деле, решили «притормозить» процесс реформ до полного восстановления спокойствия в Бухаре [Искандаров, 1970, с. 34]. Как оказалось, это было правильным решением: уже 24 апреля 1917 г. новый резидент С. В. Чиркин писал о готовности эмира вновь приступить к преобразованиям по согласованию с российскими властями; а в начале октября сменивший его В. С. Елпатьевский в телеграмме Временному правительству также выказал намерение содействовать эмиру и его правительству в дальнейших преобразованиях [Шестаков, 1927, с. 103, 122]. Более того, в сентябре-октябре 1917 г. младобухарцы разработали «Проект реформ в Бухаре», в реализации которого предполагалось активное участие российских специалистов — в первую очередь юристов [Зиманов, 1976, с. 117–118; Ходжаев, 1970, с. 123–128].
