Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917 - [36]

. В 1641 г. волуйскому воеводе был наказ послать на Дон станичников, «и они б проведали тайно, што у них делаетца… и сколько человек их». В 1646 г. Ждану Кондыреву наказывали «рассмотреть подлинно тайно в городкех, в которых ныне живут на Дону атаманы и казаки, сколь велики те места и каковы крепости поделаны». В 1683 г. казаки «в кругу имали Ельчанина Евсея Бехтеева и говорили ему: что он за дворянин. Есть ли у него великого государя указ, с чем он к ним приехал»… И, когда Бехтеев «в речах разошелся», хотели его «в воду посадить». Что касается Разина, то он, появившись в 1670 г. на войсковом круге со своими сторонниками, допрашивал Герасима Овдокимова, приехавшего с царской грамотой на Дон: «от кого он приехал, от великого государя или от бояр». Затем назвал его «лазутчиком» и, бив до полусмерти, посадил в воду[147].

С.М. Соловьев отмечает «всегдашнюю идею Москвы – ставить воевод»[148]. Но на Дон Москва после 1592 г. и не помышляла послать воевод. Еще в 1638 г. атаман Мих. Татаринов на вопрос в Посольском приказе ответил: «А в помочь-де себе о воеводе и о ратных людех с ним от Войска государю бити челом не наказано, и чево-де с ними не приказано, и тово-де они и делать не смеют…»[149]

Однако в 1645 г. Войску пришлось очень плохо, и на помощь ему были посланы: из Астрахани князь Семен Пожарский с войском, а из Воронежа дворянин Ждан Кондырев с 3000 чел., набранных им «вольных охочих людей», и Петр Красников с 1050 человек таких же «новоприборных вольных казаков». В 1648 г. был прислан дворянин Андрей Лазарев, с ним 1 «маер», 4 капитана, 5 «порутчиков» и 1000 солдат. И казакам и военачальникам повелевалось обоюдно быть «в совете», служить «без всякого розвратья»[150]. Таким образом, начальники вспомогательных войск на Дону обязаны были предпринимать все шаги «по совету» с казаками. В 1660 г. были присланы на Дон на помощь с Воронежа воеводы Семен и Иван Хитрово с войском. 4 июля 1661 г. казаки жаловались, что Иван Хитрово называл их изменниками и «с ними, атаманы и казаки, ни о каких государевых делех не советует и им с ним на великого государя службе быти нельзя…». Царь обещал «сыскать» о том, а Хитрово было написано «иметь совет» с казаками[151]. Таким образом, о воеводском управлении на Дону, о вмешательстве во внутренние дела Дона не было и речи.

Появление, хотя и временное, вспомогательных царских отрядов на Дону не могло очень нравиться казакам. В 1661 г. они жаловались: «как стала на Дону война быть, такого утесненья нам никогда не бывало – для промыслов ходить некуда и многие без промыслов с Дону от нас разбредутся»[152].

Сравнивая, опять-таки, положение Малой России после 1654 г. и Дона в период 1614–1721 гг. и даже позже, до самого XIX в., мы видим, что все преимущества были на стороне Дона. В самом деле, статья I Статей Хмельницкого (12 марта 1654 г.) устанавливала, «чтоб в городех (Малой России) урядники были из их людей обираны… для того, что Царского б Величества воевода, приехав, учал права их ломать и уставы какие чинить, и чтоб им было в великую досаду; а как тутошние их люди где будут старшие то они против прав своих учнут исправляться»[153]. Царь согласился, оставивши право контроля над местной выборной администрацией в финансовом отношении за приезжими из Москвы чиновниками. О воеводах не было и речи, но вскоре же они были поставлены в Киеве и Чернигове, затем в Нежине, Переславле, Остере. В статьях Многогрешного (1669) было оговорено, что воеводы – лишь начальники московских гарнизонов и не имеют права вмешиваться в их (жителей) права, и вольности, и суды, и всякие дела[154].

Что касается Дона, то не только до 1671 г., но и после 1721 г. и после 1775 г. не было и речи ни о гарнизоне царских войск на Дону, ни о назначении туда чиновников для управления. Все дела вершились местными людьми. Однако, как только Дон позвал метрополию на помощь, так тотчас почувствовал неудобства этого положения.

Роковое для казачьей независимости царствование царя Алексея Михайловича, уже в начале его, ознаменовалось некоторыми выступлениями московского правительства против республиканского правления на Дону. Так, по наказу из Москвы, дворянин Ждан Кондырев, приведший на помощь Дону, в общем, 4000 человек вспомогательного войска, не пожелал идти на круг и звал атаманов и казаков к себе на стан. Войсковые есаулы от круга вторично звали Кондырева на круг. «А Войску-де Донскому к вам, – заявили есаулы, – в стан не хаживать, и напредь-де сего того не бывало, что атаманам и всему Донскому Войску к вам, к стану, ходить и то-де вы затеваете собою… и в государевой-де грамоте того к Войску не писано…»

Так пересылались с 26 по 30 мая (1646) включительно. Ждан Кондырев «против» (то есть согласно) «государева указа стоял накрепко и посылал к казакам многижда»… Наконец, 30 мая сослался на указ и требовал, чтобы «казаки не упрямились». Войсковой есаул Захар Дементеев и два казака из круга заявили: «и вы упрямитесь, и затеваете собою, и государевым делом не радеете, и в круг нейдете, и тем Войско безчестите. А у нас тово в Войску николи не повелось, что ходить Войску к вам на стан; а мы-де для вас круги збиваем, и затем-де у нас государева служба стала, что вы в круг нейдете и государевы казны не отдаете. А у нас-де, как и зачалось Донское Войско, такового образца не бывало, что Донскому Войску на стан ходить или иные какие статьи переменять. И о том-де у нас в кругу приговор, как истари было, так и ныне будет. И велели вам от Войска говорить, будет вы к нам в круг не пойдете, и впредь к вам о том от Войска пересылки никакие не будет, и государевы казны и запасов не примем»… Казаки требовали, чтобы посол писал государю об указе, и сами обещали писать.