Россия и Дон. История донского казачества 1549—1917 - [34]
Казаки готовы были покинуть Дон и уйти искать новых земель. «И, писали они, будет, государь, мы тебе на Дону реке негодны и великому твоему, государеву, Российскому Московскому государству неприятны… тебе и всей земле ненадобны, и мы тебе, государю, не сопротивники: Дон реку от низу и до верху, и реки запольные все тебе, государю, до самых украинных городов Крымских и нагайским людем распространим, все очистим, с Дону с реки сойдем»[135].
Метрополия прервала всякие сношения с колонией. Послы казачьи, бывшие в Москве, атаман Наум Васильев и 70 человек казаков, посланных для охраны послов русских, приехавших из Константинополя, были «все по городам (вне Москвы) разсожаны и показнены, а иные перекованы, пометаны в заключение, помирали голодной смертью». Нужно было или идти войною на непокорную колонию, в южные степи, или же действительно приказать казакам, как они предлагали, очистить Дон с вершины до устья и фактически отдать его татарам, обнаживши всю южную окраину царства от мощного заслона, которым являлась Донская республика.
Если со стороны прямолинейных слуг самодержавия возникали планы стереть Донскую республику с лица земли даже при помощи врагов России, то и с Дона приходили вести, что республика ищет союзников против царских войск. После убийства Карамышева состоялся съезд всего Войска, шумели на атамана, «почему не побил и послов», ехавших из Константинополя обратно в Россию, «все равно мы уже заворовали, с Москвы хоть 100 000 пришлют, то мы не боимся, соберемся в один городок». Были посланы на Днепр послы в Запорожскую республику.
Тайные разведчики доносили в Москву, что в 1632 г. весною у казаков прошел слух, будто царь «указал послать на Дон посылку, чтоб нас, холопей его, всех з Дону сбити, и по Дону-де будет государевы городы ставить… У Донских-де казаков с Запорожскими Черкасы приговор ученен таков: как приходу откуды чаять каких людей многих, им взаимно помогать, а Дону-де, – заявляли казаки, – «нам без крови не покидывать»… Словом, был заключен оборонительный союз двух казачьих республик против Москвы, и готовились к вооруженной борьбе.
Однако, если Москва не могла решиться и не в силах была нанести Дону удар, если ей необходимо было содействие Дона в охране южной украины государства, то и Дону приходилось несладко от военной и экономической блокады с севера и с востока. «Донские и Яицкие казаки в нижних и верхних городках говорили: токо-де к нам на Дон нынеча на весне (1632) не будет государева жалованья и ево государева жалованнова слова, и мы-де пойдем з Дону в Запороги к Литовскому королю на службу, тогда-де от него к нам письмо будет»[136].
Обстоятельства и самое взаимное положение метрополии и колонии диктовали им заключение мира, и сношения возобновились. «Которые казаки, – писал царь, благодарный Дону за сообщение в 1632 г. о планах вечных врагов-крымцев, – были в нашей опале, и те все взяты к Москве, и наши государские очи видели, и у отца нашего… патриарха у блогословенья были, и нашим государским жалованьем пожалованы и посланы на нашу службу под Смоленск с бояры нашими воеводы»… О казни тех, кто убил посла, не было ни слова.
Однако колония не могла отказаться от самостоятельной политики. В 1637 г., когда турецкий посол Тома Кантакузен жил в Войске, ожидая проезда на север (в Москву), казаки решили вдруг покончить вековой спор с Азовом, заграждавшим им выход в море на главном протоке Донского устья. Созвавши съезд, казаки «меж собой учинили приговор, что однолично над азовскими людьми промышлять». Во время осады Азова турецкий посол пытался послать весть султану о необходимости помочь Азову. «И мы, – писали казаки, – видя его умышленье к тебе, государю, неправду… его посла, за то с его людьми пору били». 28 июня 1637 г. самовольная колония совершила самый блестящий подвиг: неприступный Азов был взят.
Мы знаем, что Смута почти на 100 лет остановила движение России к Черному морю. Только в 1769 г. Азов стал русским, много раз до того переходя из рук в руки. Трудно недооценить значение, которое имело овладение Азовом со стороны Донской колонии. Царь ограничился тем, что напомнил казакам о необходимости, даже во время войны, соблюдать неприкосновенность послов и просил о присылке к Москве оставшихся от Кантакузена документов: Дон нужен был России как заслон от татарской орды.
Взятие Азова повело к весьма интересной переписке Дона с Москвою, определяющей характер их взаимоотношений. Казаки писали царю: «взяли Азов, вам, государям, в отчину» (10 сентября 1640 г.). Им трудно было вести правильную защиту крепости, без достаточной артиллерии, без знания фортификации, без достаточного количества людей. «Бьем челом, – писали казаки, – тобе, праведному великому государю, городом Азовом со всем градским строеньям. А мы не горододержцы»…
И не только в этот момент, но и раньше, и позже называли казаки Дон – «вотчиной» царя, так, в 1654 г. они просили о жалованье «чтоб голодной смертью не помереть и разно б не разбрестись и твоей бы государевы вотчины, реки Дона, впусте не покинуть». Вотчина – наследственное имение на праве собственности; Московское государство построено было на основе вотчинного права великих князей московских. Казалось бы, в своей вотчине царь был полный господин. И, однако, атамана станицы, привезшей царю челобитье о принятии Азова, Михаила Татаринова, царь приказал спрашивать в Посольском приказе, чтобы «он сказал имянно, какой им государев указ о городе Азове надобен, и как тому городу вперед быть». По поводу подлинной «вотчины», то есть непререкаемой царской собственности, нечего было бы предлагать подобные вопросы. Москва отлично умела цепляться за слова, когда хотела округлить свои владения. Достаточно было в свое время послам Новгородской республики обмолвкою назвать великого князя Московского вместо «господина» «государем», как в этом найден был легальный предлог для присоединения Великого Новгорода к Москве. Оказалось, что Азов отдавался действительно в отчину: казаки просили о присылке туда царского воеводы с войсками, желая удалиться в свои Торты.
Миром правят числа. Все чаще и чаще решения принимают не люди, а математические модели. В числах измеряется все – от наших успехов в образовании и работе и состояния нашего здоровья до состояния экономики и достижений политики. Но числа не так объективны, как может показаться. Кроме того, мы охотнее верим числам, подтверждающим наше мнение, и легко отбрасываем те результаты, которые идут вразрез с нашими убеждениями… Анализируя примеры обращения с численными данными в сферах здравоохранения, политики, социологии, в научных исследованиях, в коммерции и в других областях и проливая свет на ряд распространенных заблуждений, нидерландский журналист, специалист по числовой грамотности Санне Блау призывает мыслить критически и советует нам быть осмотрительнее, о чем бы ни шла речь – о повседневных цифрах, управляющих нашим благополучием, или о статистике, позволяющей тем, кто ее применяет, достичь огромной власти и влияния. «Числа влияют на то, что мы пьем, что едим, где работаем, сколько зарабатываем, где живем, с кем вступаем в брак, за кого голосуем, как решаем вопрос, брать ли ипотеку, как оплачиваем страховку.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.